Пациент Знаменовского приюта для освободившихся из заключения: «У меня настало просветление в жизни»

В поселке Знаменовка Днепропетровской области, практически на окраине, стоит когда-то практически брошенный дом. Уже  год, как он стал местом, где  «брошенные» люди находят надежду. Сложно сказать, что это реабилитационный центр в полном смысле слова. Но люди, пришедшие из мест лишения свободы, едут туда, чтобы как-то начать новую жизнь. Жизнь, в которой есть место Богу и нет места преступлениям. Не всё у них получается сразу, не всё сразу осмысливается. Ведь и обычному человеку нелегко кардинально изменить свою жизнь. А тут полжизни по тюрьмам. Вот и нашли себе место, где можно попробовать войти в эту бурлящую кризисами жизнь заново и новым. По-христиански, посильную помощь им в этом оказывает адвентистская церковь, и в особенности координатор служения осуждённым по Днепропетровской области Владимир Воронюк. А служение там непростое. Люди в Знаменовке разные, и количество их было разное. Было так, что и спать негде, а было, что и вдвоём-втроём живут.

Для примера предлагаю вам историю двух молодых мужчин, которые, хотя и разными путями, оказались в этом проекте, но оба решили попробовать жить по Слову. Не судите их строго. Подумайте о том огромном пути, который они уже прошли, и молитесь о них, чтобы они дошли до конца. Пусть прославится Господь в их жизни и нашей.

***

Зовут меня Андрей Титаренко, 1974 года рождения. Родился в Днепропетровске. Когда родители начали зарабатывать деньги, были на севере, в Якутии, потом в Узбекистане. Потом мать умерла, когда я был в третьем классе. После этого начались у меня жизненные неурядицы. Осталась маленькая Юля, которую забрали в дом малютки, и я. Меня забрала бабушка в Днепропетровск. Воспитывала бабушка. Здесь учился в школе, закончил училище СПТУ № 58 – железнодорожное. В училище началась моя буйная молодость.

-В ШКОЛЕ ХОРОШО УЧИЛСЯ?

Учился более-менее, на троечки. Началось всё в училище. Хотелось денег, потом начались и наркотики. Третий курс училища я не закончил, сел в тюрьму первый раз.

-ЗА ЧТО СЕЛ?

За коноплю, две коробки конопли. Отсидел.

-У ВАС В УЧИЛИЩЕ ВСЕ ТАК, ИЛИ ТЫ ОДИН ТАМ БЫЛ ТАКОЙ – «ОТОРВИ И ВЫКИНЬ»?

Нет, не один, скорее, один из первых. Раньше, в молодости, жестокий был, как и вся молодежь, кого-то побить, забрать. Раз отсидел, вышел. Месяц на свободе. Второй раз сел. Но сидел уже не за дело, а за наркотики. То, что были кражи, это так, из-за наркотиков. В основном были наркотики, то, что требовал организм. Приходилось воровать.

-НО ТЫ, КОГДА ВЫХОДИЛ, НАЧИНАЛ ОПЯТЬ?

Я когда выходил, две недели, или три на свободе, и опять. Раз, второй раз, третий, четвёртый, пятый.

-ВСЁ ИЗ-ЗА НАРКОТЫ?

Я считаю, что да. Когда человек раз уже отсидел, он осознаёт, что в тюрьме ничего нет страшного, что жить можно везде. Когда освобождаешься, то страха нет перед тюрьмой. Но чем больше находишься в закрытом пространстве, тем более деградируешь как личность. Когда долго находишься в тюрьме, в зоне, то ты уже отличаешься от гражданской жизни, не можешь приспособиться к обществу. У тебя мысли уже, где что украсть, или ограбить. Просидел долго в тюрьме, и всего этого – компьютеры, фотоаппараты и телефоны не видел, тебе этого не хватает, и хочется всего и быстро. И поэтому я и на харьковский рынок Барабашово ездил, и в Москву ездил воровал на базаре. Воровал нормально. За мной там долго следили и не могли понять, куда я вещи деваю. Видели, как я ворую, а куда деваю – не видели. В общем четыре раза я сидел не за своё, а за подельников.

-А ЗА ТВОЁ ТЕБЯ НИ РАЗУ ТАК И НЕ ПОЙМАЛИ?

Нет. За других. То конопля была ещё пацанёнком. Плакал. Семьи не было. Думал раз отсижу – и всё. И так всю жизнь сидел за кого-то. Один постоянно. Мысли стали нормальные приходить уже лет в тридцать, когда четыре раза уже отсидел. На зоне все постоянно так думают, я по себе знаю: “Сколько можно так жить? Вот выйду, больше не буду так делать.” Просто у них не получается. Они уже деградировавшие. Я себе запретил воровать. Я не ворую уже лет 13 – 15. Я чужого не беру. После этого стала жизнь налаживаться. Появилась семья. В село уехал, сын родился. Желанный, единственный ребёнок, за которого я переживаю, люблю его. Пока нет возможности его поставить на ноги, помогать как-то. Пока сидел последний раз, жена расписалась с другим, сейчас уже и родила. Илюша с тёщей, она его воспитывает.

-ТАК ОН НЕ С МАТЕРЬЮ ЖИВЁТ?

Нет, он с бабушкой. Но всё равно ему нужен отец.

-СКОЛЬКО ЕМУ ЛЕТ?

Скоро во второй класс будет идти. Семь лет ему. Он от меня отвык уже.

-ТЫ ЕГО ВИДЕЛ? ОН ТЕБЯ УЗНАЛ?

Узнал, конечно. Но за три года уже как бы на расстоянии держит. Я говорю: «Сын, пошли к крестнице, у неё день рождения». Я приехал с подарками. А он: «Папа, я не пойду, я с бабушкой». Баба тоже: «Андрей, куда он пойдёт, зима, далеко». В общем, не пустили его, или он сам не захотел, я так и не понял. В общем, отвык он за эти последние годы. Но сейчас единственное, что меня держит, это – ребёнок. Если бы не он, я бы может быть по-другому жил. Лет в тридцать ко мне пришли другие мысли, я стал добрее. Был очень жестокий, только что не резал людей. Я стал искренне добрый, так что люди, которые меня знали, говорили: «Андрей, мы не верим, что это ты». Хочется пожить, уже ведь годы прошли, сколько тюрьма отбирает здоровья и всего остального. Хочется пожить, ребёнка на ноги поднять, чтоб ему что-то осталось от меня. Но пока такой возможности нет. Вот находимся тут, садим огороды, копаем.

-А СЮДА КАК ТЫ ПОПАЛ?

А вы же приезжали к нам в зону, я уже с вами встречался в клубе, меня Шина пригласил. И познакомился с вами, с верующими, пообщался с вами, услышал Слово. Решил, что это мой единственный шанс, последний, может быть, шанс. И решил сюда ехать. Есть тут такой дом необжитый. Надо ехать обживать. Попал сюда, уже полгода тут. Зима была. Но ничего, шевелимся, работаем.

-РЕЖИМ У ВАС КАКОЙ-ТО ЕСТЬ?

Режим есть. Утречком встали, дров напилили, кушать приготовили, огород посадили, затянули, полили – всё как положено. Хотелось бы курочек ещё, козочку, но нет пока возможности завести. Но надеемся на Бога, всё таки Господь же нас не оставит.

-А ТО, ЧТО ВЫ ЗДЕСЬ ЖИВЁТЕ, ВАМ КТО-ТО ПОМОГАЕТ, ИЛИ ВЫ САМИ ЗАРАБАТЫВАЕТЕ?

Что ты имеешь в виду – зарабатываете? Нам ничего такого и не надо. Мы тут так, налегке – на хлебушек, и на водичку.

-ПОНЯТНО. ЗАРАБОТКА, КАК ТАКОВОГО, У ВАС НЕТ? ВЫ ЖИВЁТЕ ОДНИМ ДНЕМ?

Заработка нет. Живем одним днем. Людям по соседству помогаем. Люди приходят, обращаются.

-КАК К ВАМ ЛЮДИ ОТНОСЯТСЯ?

Нормально. Но есть такие, что, мол, – «тюремщики, крадуны». В основном, когда люди уже узнают человека, начинают доверять. Видят, что мы здесь и присматриваем, чтоб не воровали по соседям. Приглашают, работа есть, находят. Яички несут, кто что, картошки дают на посадку – «ви ж, хлопці, садіть», учат нас: – «ви ж не воруєте?», та нет. Вроде бы вживаемся. Чем дальше, тем больше. Думаю, что Бог нас не оставит. В тюрьме не хочется умереть, хочется ещё пожить, ребёнка на ноги поставить.

-А ТАК, В ДВУХ СЛОВАХ – КАКИЕ У ТЕБЯ ПЛАНЫ НА БУДУЩЕЕ?

Конечно, семью хочется. Свой дом. Не дом, а хотя бы избушку, что-то своё. Чтоб свой угол был. Ребёнка обязательно своего забрать. Другого уже ничего не хочется. У меня единственный сын, желанный. Я его так хотел. Я даже уже не верил, что у меня будет семья и дети. После последнего срока, я даже не знаю, как это получилось, как я попал тогда в этот Могилёв. Я приехал с зоны, говорю: «Я с села». Они смотрят: «А чё ты улыбаешься?». А я говорю: «У меня сын родился, и мне это нравится. У меня есть сын желанный, который родился в селе». Я рад этому с самого его рождения. Я его сразу забрал, и он со мной пять лет, пока не закрыли меня. Хотелось бы ему помочь, чтоб когда меня не будет, говорил, что папа был нормальный. Конечно, без отца воспитание не то. Вот так и живём. Пока надзор ещё полгода.

-У ТЕБЯ ГОД НАДЗОРА?

Год. Это ещё мне мало дали. Злостный нарушитель. Я говорю судье: «Какой же я злостный, вы посмотрите на меня?». Она говорит: «Хороший хлопец, так улыбаешься хорошо, улыбка красивая, так что годика ему хватит».

-ТАК ТЫ ГОД ДОЛЖЕН БЫТЬ ГДЕ-ТО ЗДЕСЬ?

Да, до сентября. Но там, как получится, мне ехать пока некуда, так я и не рвусь. У меня там женщина есть, я познакомился. Там и Илюша рядом, и она. У неё родители старенькие, боятся: «На что нам в хате тюремщик?» Хотя она отдельно живёт, но всё равно она их уважает.

-ТЫ НЕ В ОБИДЕ, ЧТО ЛЮДИ К ТЕБЕ ТАК – «ТЮРЕМЩИК»?

Ну я ж и есть тюремщик, полжизни просидел. Это же правда. Хотя с другой стороны, все эти татуировки, если бы сейчас, то уже не колол бы. Они мне не мешают, в принципе, но бывают такие моменты, что в нормальном обществе приходится прятать. Потому что люди обращают внимание, и к тебе уже не такое доверие и начинается: «Тюремщик, они неисправимы, как грабил, так и будет грабить». Хотя есть единицы, я не один, я знаю таких людей, которые не раз сидели, после этого всё-таки вставали на ноги и живут сейчас нормальной жизнью. Поэтому есть на кого равняться, я думаю, Господь нас не оставит.

-НО ТЫ ЖЕ САМ ТАТУИРОВКИ ДЕЛАЛ, ТЫ ЖЕ ХУДОЖНИК?

Всю жизнь. Это моё. Могу тебе сделать.

-А ТЫ УЧИЛСЯ ГДЕ-ТО, ИЛИ САМОУЧКА?

У меня отец художник. У меня это от рождения. В зону я когда приезжаю, меня там ждут, встречают. С первого дня и до последнего мне уже покоя нет. Я уже говорю: «Ребята, я ж освобождаюсь уже через два дня». «Андрюха давай, давай». Правда за счёт этого я в зоне одетый, обутый, сытый. Платят нормально – 50 на свободе. Если много клиентов, я просто не успеваю ездить по всей Украине, только и звонят: «Приезжай, приезжай». И не только татуировки. Меня в Могилёве можно было найти по воротам. Я там людям ворота рисовал, природу. В Могилёв только заезжаешь, и пошли: одни ворота, вторые. Поехал, поехал, и ко мне попадаешь по воротам. И гравировал таблички на кладбище, всё, что связано с художеством – нет проблем, я только посмотрел, как они делают, взял и начал тоже делать без трафаретов, без ничего. Да, рисование – это моё. Резьба по дереву.

-ЕСЛИ БЫ ТАК ПОВЕРНУЛОСЬ, ЧТОБ РАБОТА БЫЛА ТАКАЯ С РИСОВАНИЕМ, СЧАСТЛИВ БЫЛ БЫ?

Ну конечно. Но я дерево вообще люблю. Вот приглашают на работу в мебельный цех. Но это два месяца назад было. Хочу съездить. Нет пока денег на дорогу. Если они ещё не передумали, им нужен был художник. Если не передумали, туда влезу может быть, заработаю что-нибудь. Только у них там новые станки, автоматические. Чтобы резать, нужен эскиз, или резьба. Они там в программу вводят, я не видел. Но всё равно они говорят, что художник нужен, чтоб приезжал. Так что съезжу, может там что-то получится заработать для Илюши, да и для себя, надо свою хибару купить.

-НУ А БИБЛИЯ КАКОЕ ДЛЯ ТЕБЯ ЗНАЧЕНИЕ ИМЕЕТ, ИЛИ ПРОСТО ТАК?

Конечно, поддерживает Библия. Раньше, когда я Библию не читал, у меня мысли были все в одну сторону направлены: «Как бы быстрей выйти, быстрей кого-нибудь ограбить, себе компьютер купить. Это последний срок и первый, когда я начал читать Библию, раньше я её вообще не понимал. Когда раньше мне давали в зоне, в тюрьме почитать, я открою – ничего не понимаю. А сейчас последний срок, когда я ежедневно читаю Библию. Ну и ребята помогали, Дима Шина приходил, наставлял. Он хорошо знает Библию. Он мне подсказывал, как правильно и почему так. Я чувствовал поддержку Бога. Всё-таки Господь присутствует ежедневно с нами. Я думаю, что без Бога я и сюда не попал бы в первую очередь.

-А МОЖЕШЬ СКАЗАТЬ, ЧТО ТО, ЧТО ТЫ ИЗМЕНИЛСЯ – ЭТО ЧУДО?

Мне кажется, что я давно изменился, ещё до того, как у меня семья появилась. Всё-таки Господь что-то сделал со мной, поприсутствовал в моей голове. Измениться-то изменился, а пришлось мне опять сесть на последний срок, опять за чужое дело. Приехал в Днепр. Я того пацана знал. Его менты хлопнули, начали бить. Мне пришлось грузиться, что это моё. Короче, я сел за него. И пока сидел, его закрыли всё равно. И я зря сидел, и он сейчас сидит. Где-то я не в ту сторону заехал. Ну да, в те моменты я про Бога не думал. Надо, чтоб всегда присутствовало Слово Божье, чтоб опираться на Господа, тогда, я думаю, что не заедешь так глубоко. Но жизнь то идёт, проходит. Но с Господом легче на душе. Вот вы приезжаете, мы помолились, пообщались и легче становится на душе. Так что Господь присутствует постоянно с нами. Возраст уже всё-таки 38 лет, не хотелось бы делать ошибок. Хотелось бы , чтоб люди увидели, что не все тюремщики такие страшные гады, что есть и порядочные.

-ЧТО БЫ ТЫ СКАЗАЛ НАПОСЛЕДОК МОЛОДЫМ ХЛОПЦАМ, КОТОРЫЕ ЕЩЁ НЕ ОПРЕДЕЛИЛИСЬ В ЖИЗНИ, КОТОРЫЕ ГДЕ-ТО ТАМ В ПТУ БАЛУЮТСЯ КОНОПЛЁЙ?

Конечно, надо этого избегать. За коноплёй придёт другое, придёт тяжелый наркотик. Сейчас много разных наркотиков, я их все и не знаю. Это страшные наркотики. Я пробовал в зоне, после него такая депрессия настаёт, что только петля, или под машину кинуться. Людей, с которыми ты дружишь, ты начинаешь ненавидеть. Если я взрослый, и мне тяжело было совладать со своей психикой. А молодые люди, они же не могут совладать со своей психикой, идут на убийства. Вот в Днепре было пять убийств. Это всё последствия наркотиков. Начинается конопля, начнётся что-то тяжелее, начнутся ограбления и, не дай Бог, убийства. И всё, жизнь поломана, ты в тюрьме. А в тюрьме личность деградирует. Чем больше ты в тюрьме, тем больше ты становишься дебилом. Ты не можешь приспособиться к обществу, тебе легче – забрал, украл, опять сел. Потом в закрытой камере сидишь, решётки на окнах, одни и те же рожи каждый день. Пять человек, и ты с ними пятнадцать лет, или пожизненно, или сколько дали. А они все блатные, а подметать кому-то надо, есть готовить кому-то надо, начинают между собой искать, кто блатнее, начинают резать друг друга. Ну короче, жизнь прошла, или там и остался. Дорожите свободой, уповайте на Господа.

-ТО ЕСТЬ НИКАКОЙ РОМАНТИКИ В ЭТОМ НЕТ?

Романтики нет. Это в юности так кажется, что всё так романтично. А потом – нет. Просто ты с годами начинаешь осознавать, сколько потеряно и загублено, и жизнь прошла. Надо от всего этого отказываться, и как можно раньше.

***

Зовут меня Сергей, фамилия моя Сивокобыльский. Родился в марте 1974 года в г. Днепропетровск. Имею старшего брата. Об этом я расскажу чуть позже. Родители работали на ДСК, получили квартиру. Отец позже поехал в Мурманск, стал ходить в море, и мы эту квартиру разменяли и уехали в Мурманск. В Мурманске мы прожили 11 лет. Я закончил 8 классов. Занимался спортом с 1 по 8-й класс – хоккеем. Имею КМС по хоккею. Потом отец очень серьёзно заболел. У него было заражение костного мозга. И решили тогда переехать в Украину, в г. Новомосковск, потому что он сам родом из Новомосковска.

-ОН БЫЛ ИНВАЛИДОМ?

Нет, он догадывался, что у него серьёзная болячка, но не знал, мы ему не говорили. Он занимался тогда ещё в порту своей работой, и ещё свиньями. Тогда начали кооперативы образовываться, когда ещё Горбачёв был у власти. Они держали 500 голов свиней на двоих. За счёт этого и обеспечивал семью питанием, купил машину, которой он просто бредил всю свою жизнь. Ну а потом, когда отец заболел сильно, мы переехали сюда в Новомосковск в 1989 году. Я поступил в сельхозтехникум на отделение ветеринария. Когда перешёл на второй курс, отца не стало. Мы его похоронили. Это было 1 сентября 1991 года. Остался я с матерью. Был ещё старший брат, я уже говорил, но он жил отдельно, у него своя семья уже образовалась, ребёнок родился. Всё было нормально. Жена у него тоже была ветработником. Они уехали в село Мосты Верхнеднепровского района. Там ей предложили должность главного ветврача колхоза, выделили им жильё – новый дом коттеджного образца. Старшего брата погубило спиртное. Он ударился сильно в спиртное.

-А ОТЕЦ ПИЛ?

Ну так, по праздникам, но так, чтоб в запои, сколько помню, не было. Особенно когда появилась у него машина, то всё – спиртное для него закрытая тема была. А старший, когда стал сильно пить, стал бить свою жену. Я тогда работал два месяца под её начальством ветфельдшером. Мне моя работа очень сильно нравилась, люблю общаться с животными, так и с людьми. С животными иногда бывает даже легче общаешься, чем с людьми. Работа с животными, ветфельдшером – это моё. Но по своей специальности мне пришлось проработать два месяца у брата с женой. Но видя всю эту ситуацию, что там происходит, пьянки эти, как он бил её, я заступался, у него появлялись ревности, что будто у меня с ней что-то происходит. Но я никогда себе этого не мог позволить даже.

-ОН НА СКОЛЬКО ТЕБЯ СТАРШЕ?

Он 1966 года, на 12 лет. Потом он бросил жену, уехал в Мурманск, где мы жили, устроился вроде неплохо, ходил в море. Мы с мамой жили здесь. Ещё когда я был на четвертом курсе (1993-1994 год), я совершил первое преступление. Находясь на дипломной практике попал в драку. Групповая драка – 9 человек, все попали под суд.

-ТЫ БУЙНЫЙ БЫЛ, ИЛИ ТАК ПОЛУЧИЛОСЬ?

Да нет, как вся молодежь. У нас тогда в Новомосковске драки происходили район на район. Я выходил , как у нас было принято, за свой район. В каждом районе выходили каждый за свой район заступаться, драться. Лето, дискотека, туда никогда никто трезвый не идёт – пиво, водка, конопля. Первый раз я коноплю попробовал, когда был на третьем курсе. Но после конопли, как правило, идёт более сильный наркотик – опий. Я его попробовал уже на четвертом курсе. Уже пошли как раз госэкзамены, так что экзамены я сдавал под воздействием наркотиков. Но сдал. Вообще в техникуме я учился намного лучше, чем в школе. В школе учился плохо, потому что занимался спортом. Для меня спорт был всё. То соревнования, то сборы, весь учебный год постоянно в поездках. А это – учеба в других школах. А там аттестат сунул, чтоб тройки нарисовали и всё, больше не появляешься. Меня и родители не пускали, пока не исправлю двойки, но всё равно. Для меня спорт был – всё.

-ТЫ В ХОККЕЕ КЕМ БЫЛ, ЗАЩИТНИКОМ?

Да, защитником и капитаном команды. Играли мы и в Москве. Самое дальнее, куда мы выезжали,это – Москва. Когда выиграли «Золотую шайбу» по Мурманской области, мы поехали играть в Москву. Для меня это было «вау!», мы этого сами добились. У меня и фотографии были, сейчас уже не знаю, где подевались. И по сей день я такой, чтоб уехать в Мурманск. Мне там больше нравилось. Естественно, сейчас уже никто никуда не будет ехать. После того, как закончил техникум, была у меня и любимая девушка, моя первая любовь. И уже дело подходило к свадьбе, я встречался с ней полтора года. Мама моя была не против, её родители были не против. Дело шло к свадьбе. Уже и платье было свадебное. Но она не знала, что я употребляю наркотики. Никто не знал, ни мама моя, ни её родители, ни она не знала. Но однажды мне было очень плохо, мы с ней поскандалили и я ей рассказал всё, и на этом наша дружба и всё прошло на то время. Это было в 1995 году летом. А уже в сентябре меня уже первый раз арестовали по-серьезному, хотя до этого была судимость условная три на два, а мои подельники уехали в лагеря. Одному дали 8 лет, другим 6 и пять. И нам троим дали условный и плюс три у нас еще осталось свидетелями, потому что один малолетка шёл. Это вообще тяжёлая статья, мог бы ещё больше получить. Это всё в 1994 году. Была амнистия, но я ничего не осознал, эту судимость так и не понял. Когда на суд шёл – боялся, а потом когда уже дали условно, я её не понял и не осознал. Тут у меня в голове наркотик, то мне плохо, то хорошо, непонятно, что со мной. Начал воровать. Сначала из дому начал выносить то, что маленькое, неприметное, потом что больше, всё из дому. Мама уже начала догадываться. Она уже поняла, что я употребляю наркотики, возила меня по клиникам Днепропетровским. Но самое большее, когда я не кололся – это месяц-два, потом опять начинал колоться. Начал убегать из дому, уже дома не жил. Но хочется и уколоться и покушать, приходилось лазить по чужим домам, квартирам и воровать. Но всегда хорошему, или плохому приходит конец. Ну и в 1995 меня уже арестовали, посадили на 4,5 года. Отбыл не полностью этот срок, опять попал под амнистию. Вышел в 1998 году. Пока находился там в колонии, думал, что всё, это последний раз, больше никогда. Там все так думают.

-НО ЭТО ИСКРЕННЕ ТЫ ТАК ДУМАЛ?

Ну, это пока ты там. А как только вышел за забор, первое, чего хочется – это уколоться. Побыл на свободе восемь месяцев. Опять наркотик, опять уколы, опять скандалы дома. В конце концов попадаю опять за решётку, только уже за употребление наркотиков. Поймали меня с наркотиком, дали полтора года. В 1999 году осудили, и приехал я первый раз на строгий режим. И вот на строгом режиме мне опять пришлось столкнуться со своей специальностью. Там было подсобное хозяйство. На нём были и свиньи, и куры, и кролики. Я работал там. Отсидев восемь месяцев, уехал на поселение на более мягкий режим, под Полтаву. Там тоже было сельское хозяйство. Я работал скотником, не по специальности, но ветврачу я помогал, мне это нравится. Работал я скотником с лошадьми. Тоже, не добыв этот срок, вышел по УДО (условно-досрочное освобождение). Опять побыл восемь месяцев на свободе, опять наркотики, опять туман, ничего не помню, не соображаю.

-А НА ПОСЕЛЕНИИ БЫЛА ВОЗМОЖНОСТЬ КОЛОТЬСЯ?

Была. Но вот именно в колониях – первый срок, второй, посёлок после второго срока – ни разу не употреблял ни коноплю,не кололся, ни спиртное.Когда я уже вышел после посёлка, опять восемь месяцев побыл, опять наркотики, опять приезжаю в колонию ту же самую 21-ю в Аполлоновку. Там меня уже знают, кто такой. Начальник колонии Гончаренко сразу определяет меня на работу в свинарнике. Работал обыкновенным рабочим, чистил поросят, кормил их. Потом бригадир освободился, был и бригадиром подсобного хозяйства, и снимали меня с этой должности, и сторожем был, потом опять бригадиром. А потом я оттуда уходил на колонию поселения. Только мы считались как командировочные от посёлка 133, который на Игрени находится. Там я пробыл 3 месяца под колонией. Потом за употребление спиртного и наркотиков меня вывезли на Игрень добывать свой срок. Там месяц походил на работу на промзону на территории колонии. Потом выпросился на выезд на свободу. Ребята уезжали на свободу работать на разные хозяйства, и я выпросился выбрал сельское хозяйство. Опять я попал на ферму в Александровке.

-РАБОТАТЬ НА ФЕРМЕ ТЫ САМ ЗАХОТЕЛ? Я ЗНАЮ, ЧТО ТАМ, НА 21-Й, МОЖНО НЕ РАБОТАТЬ.

Можно не работать. Но без работы для меня срок идёт тяжелее, время останавливается. Когда ты на работе, то ты то куда-то побежал, то кого-то увидел, как-то проще. У меня было свободное передвижение по лагерю, я мог по промзоне бегать свободно, и по жилой. А сидеть на бараке, постоянно, как в клетке?…

-А ЕСТЬ ЖЕ ТАКИЕ, КОТОРЫЕ НЕ РАБОТАЮТ?

Есть такие. Они называются блатные. Им это нравится. Они не будут работать, потому что им не положено по масти. Это так в кино показывают. А на самом деле они самая низшая раса, как «петухи», это одни. А эти блатные такие гады. Они с тобой разговаривают, покажут, как надо жить, и они же тебя и сдадут. Ну вот приехал я в Александровку, там коровники. Туда месяц поездил. И там же было своё подсобное хозяйство на 133-й за территорией колонии. Нас там было три человека, мы там и жили. У нас там были и свиньи, и небольшое поголовье мелкого и крупного рогатого скота, корова, пара быков, овцы, козы.

-ТЕПЕРЬ ПОНИМАЮ, ПОЧЕМУ ТЕБЕ ХОЧЕТСЯ КОЗОЧКУ ЗАВЕСТИ. ТЕБЕ КАКИЕ ТВАРИ БОЛЬШЕ НРАВЯТСЯ?

Коровы. Но если бы я один жил, никогда бы не завел баранов, или коз. Просто потому что это не выгодно. С баранов мало мяса. Потом шерсть – она нигде в Украине не принимается. Шкуры тоже никто не берётся чинить, потому что овчины это большой размер, берутся там две-три норочки. Самый близкий пункт приёма овчины, или шерсти – это Тульская область. А в Украине нигде. Лучше всего корова, свинья, птица домашняя – куры, гуси.

-А ТУТ ЧТО БЫ ТЫ ЗАВЁЛ, ЕСЛИ БЫ БЫЛА ВОЗМОЖНОСТЬ?

Тут для нас коз завёл бы, пусть бы они были, и птица домашняя, с удовольствием – место есть. Пока нет дичи – нет ничего. Думаешь, чем кормить, а где взять? А Когда появится, то уже смотришь, что-то купил, начинаешь экономить. Вот собаку держим, кормим же. А если б не было, то тоже думали бы, а чем её кормить? А когда есть, то находим, чем кормить, и кормим. Сами едим, и что остаётся, ей даём, она у нас не голодает.

Когда освободился, приехал домой. Дома уже старший брат был, бросил он Мурманск. За пьянку его оттуда выгнали. Жены нет. Та жена его не приняла. Тынялся, то работает, то не работает. А я когда освободился 15 декабря 2005, то уже с 19 декабря у фермера в с. Песчанка работал. У него были бараны, разные животные, а также большое количество земли под посевы. Когда пришла весна, посевная, я тоже помогал ему. Было чем обрабатывать землю, у него и техника есть, только люди нужны были. А люди такие попались, приехали из Крыма, обещали, что они смогут делать всё, а оказалось, пришлось нам самим всё делать троим. Хозяин – фермер на комбайне, водитель возил зерно, и я на складе. Хотя у меня были права, у меня была в распоряжении техпомощь «Волга», я возил солярку на поля для тракторов и комбайна, обеды им возил. Мне нравилось. Но тут появился более сильный наркотик – первентин, тоже его попробовал. И пробовал, и работал, и дома всё нормально, и зарплату получал, маме давал, потому что надо было питаться. Потом у меня скандал произошёл с этим начальником. Не из-за кражи, не из-за чего, просто поскандалили, я психанул, сам был виноват. Но всё равно через год я к нему вернулся. У него ещё была мельница мукомольная. Работал я и на мельнице. Потом получилось, что ему нечем было платить нам, и мы попрощались. Чуть-чуть употреблял наркотики, но так, что мог себя сдержать, не так, как раньше – все деньги, что появлялись, спускал на наркотики. Сейчас я мог и отказаться от них. Я знал, что мне надо домой что-то купить и т. д. Но потом, со старшим братом у меня не лады, скандалы постоянно. Он уходит в запои, терроризирует маму, чтоб она ему деньги давала. Мне это не нравилось, драки постоянно. Но я тогда не осознавал, что это отражается на мамином здоровье. Она же мать двоих детей. Хотя мы уже взрослые были, когда отец умер, но мать для меня – святое. Я это и тогда осознавал и сейчас, хотя её уже нет в живых, что мама это – всё. Для меня лично. Не знаю, как для других. От этих скандалов со старшим, «присел» опять на наркотики, опять на опий. Ежедневно я употреблял его где-то полгода. Дома не жил, то там, то сям. Даже приходилось ночевать и в подвалах, и в квартирах у друзей, если можно назвать их друзьями, которые «подкармливали».

-СКАЖИ, МОЖНО ТАК ЖИТЬ, ЧТОБ И ДОМА ОТКЛАДЫВАТЬ, И НА РАБОТУ ХОДИТЬ, И НАРКОТИК УПОТРЕБЛЯТЬ?

Конечно, можно. Но лучше вообще его не употреблять. Лучше задаться какой-то целью для себя, зачем мне какой-то наркотик. Даже такая цель: куплю я лучше себе велосипед, чем потрачу деньги на наркотики. Потом велосипед купил, почему я не могу купить себе скутер? А там и машину, не обязательно новую, хоть «Запорожец», чтоб утереть нос тем наркоманам, что вот, я купил, а вы колетесь, а я не колюсь. У меня хотя бы «Запорожец» есть.

Но дома я не появлялся. Пока однажды встретил соседа, и он мне сказал, что мама лежит после инсульта. Не встаёт, парализованная, речь отняло. Старший не пускал меня домой ни под каким предлогом. Какой бы он ни был – пьяный, или трезвый,он меня к матери не пускал. Пришлось хитростью, пока он был пьяный, проследить за ним, шел по пятам, чтоб зайти в квартиру. Я шёл к матери. Зашёл, он стал мне угрожать, что милицию вызовет. Я сказал, что никуда не уйду, это и моя тоже квартира, и моя мама здесь лежит, а я возле неё хочу находиться. Мама пролежала после инсульта полгода. А я тогда ещё употреблял опий, в таком состоянии вынес телевизор из дому, сдал в ломбард, чтоб употребить на наркотики. Маму было жалко, что она не встаёт. Мы за ней ухаживаем, кормим, пелёнки меняем, а сам понимаешь, если б это дочь была, а то сын, мужчина. Она плачет постоянно, у неё давление. Я сдал телевизор, накололся. Старший не пускает домой, вызвал милицию. Меня забрали за то, что я вынес телевизор. Ну провели беседу и выпустили. И потом я домой не мог попасть ни под каким предлогом. Потом от посторонних узнал, что маму похоронили. Я с ней даже не попрощался, старший даже мне не сообщил, хотя знал, где и как меня найти, я был в Новомосковске, никуда не уезжал. Мамы нет уже два года. Жильё моё накрылось, старший не пускал меня, т. к. я не был прописан, он завладел квартирой. Даже половина вещей моих и документов находится до сих пор у него, я не могу их у него забрать. Потом под действием наркотиков, меня сбила машина, повредила тазобедренный сустав. Сейчас хожу с палочкой, имею вторую группу инвалидности. Со старшим я никаких отношений не поддерживаю и не хочу поддерживать. Пока я лежал в больнице, он продал ту квартиру. Так, если ты брат родной, то мог бы хоть десятку – двадцатку дать, чтобы глаза замазать. Я ведь ни на наследство, ни на что не претендовал, хотя мог заварить эту кашу, суды, чтобы что-то отбить. Я просто не захотел. Потому что нет денег, употреблял наркотики, и как-то смирился, подумал, пусть Бог ему будет судья.

-ТЫ ГОД ЛЕЖАЛ В БОЛЬНИЦЕ?

Почти. Девять месяцев. Гипсовали, лонгеты ставили. У меня сустав выбило, хрящ разлетелся, поэтому пошло укорочение ноги. Когда меня выписали из больницы, меня подобрала одна хорошая женщина. Я знал её раньше, она верующая, предложила мне своё жильё, чтоб у неё пожить. А у меня ни прописки, хотя паспорт на руках есть, но я не могу даже группу оформить. И тогда я обратился в организацию «Перекрёсток», которой заведует Лариса Викторовна, фамилию не помню. Она мне помогла с пропиской, познакомила меня в с. Знаменовка с Григорием Григорьевичем. Я даже не ожидал и не верил, что ещё такие люди существуют на этом свете, что вот так, не зная человека, с первого раза он согласился меня прописать. Дай ему Бог здоровья. Он меня и наставил на нормальный образ жизни, хотя я ему не рассказывал о себе подробностей. Меня на тот момент поджимали сроки, чтоб сделать группу, чтоб было хоть на что-то жить, хоть сколько той пенсии несчастной, всё равно. Я ведь не в состоянии сейчас заработать, да меня никто и не возьмёт на работу с моей инвалидной группой. Но я не унываю. Хотя в больнице унывал. Я даже не думал, что буду ходить с палочкой, думал, что всю жизнь на костылях придётся прыгать. Но сказали, что я буду ходить с палочкой хотя бы. На данный момент я и хожу с палочкой, но я могу сам себя и обработать.

-ОФОРМИЛИ ТЕБЕ ПЕНСИЮ?

Да. Благодаря Григорию Григорьевичу, что он меня прописал, я оформил пенсию. И благодаря тому, что Лариса Викторовна так помогла, что Григорий Григорьевич мне предоставил и жильё, я у него жил потом, здесь, в Знаменовке, в этом реабцентре. Он просто сказал, что если не хочешь у меня, всё таки у нас разный возраст, разногласия, то можешь поехать к хлопцам в Знаменовку, посмотреть, как там у них, если тебе там понравится, то ты там можешь остаться. Вот я сюда и приехал в декабре месяце, как раз перед сильными морозами, и вот уже тепло, скоро лето. Перезимовали эти сильные морозы, какие бы они ни были сильные. Нас тут было много – восемь человек. Но на данный момент из них остались самые крепкие – это нас двое: я и Андрей. Сейчас нам работы тут хватает. Имеется участок земли, надо его и засадить.

-ВЫ УЖЕ ВСЁ ЗАСАДИЛИ?

Нет, ещё не всё. Ну так, потихоньку. Андрей один сам тоже не потянет, я с ногой, ну так, чуть-чуть.

-А СКОЛЬКО У ВАС ТУТ СОТОК?

Вообще 50. Но у нас только половина вспахана под работу. На данный момент посадили 6 вёдер картошки, лука четыре ведра и так, по мелочевке: морковку, бурячок. Но будем ещё садить и кукурузу, и укроп, будем стараться засадить всем. Будем мы тут зимовать, или не будем, кому-то достанется. Помидоры, огурцы будем садить, всё, что возможно. Есть и арбузы, и дыни семена. Лишь бы успевали обрабатывать, и чтоб Господь Бог давал нам полив с неба. Вот так я здесь и оказался.

-ВЫ ЖЕ СЕЙЧАС ЗДЕСЬ ВОДУ ПРОВОДИТЕ?

Да. На улице есть подключение, нам только подвести её в дом.

-ВОДА У ВАС ЕСТЬ. А ТОПИТЕ ДРОВАМИ?

Да. Но сейчас уже тепло, поэтому кушать будем готовить на улице. У нас там есть что-то типа буржуйки.

-А СВЕТ У ВАС ОТ СОСЕДА?

Да. Есть у нас такой сосед, дядя Миша, хороший дедушка. Мы ему помогаем по огороду, перекопали, заволочили. Он занимается пчёлами, держит улики. Мы ему во всём помогаем, он с нас даже за этот свет денег не берёт. Зимой, правда, брал. А сейчас мы ему помогаем, и он говорит: «мне ничего не надо». Сам даже нам то банку консервации, то картошечки даст. Тогда нас была толпа, он боялся, что наши лазят — воруют. Может, кто и лазил, попробуй уследи. Пока спишь, или в туалет пойдёшь, а кто-то вышел в это время, не знаешь. А сейчас нас этот дедушка просит, чтобы мы следили, и женщины просят, чтобы следили, чтобы никто не лазил.

-НУ У ВАС ТУТ ХАТА – НИ ВОДЫ, НИ СВЕТА, НИ ОТОПЛЕНИЯ.

Ну да, если дедушка скажет нам, что мол всё, хлопцы, я вам не даю больше света, то мы будем со свечками. Вода у нас есть в колодце, но там вода плохая, конечно. А так, человек везде приспосабливается и выживает, и мы тут не умрём, и будем жить, пока есть возможность, пока нам дают тут жить.

-А ТВОИ ПЛАНЫ НА БУДУЩЕЕ? ПОКА ТУТ, А ДАЛЬШЕ, МОЖЕТ КОРНИ ЗДЕСЬ ПУСТИШЬ?

Я даже не знаю. Если скажут, что всё, ну что ж. Если разрешат дальше жить, или с Андреем, или ещё кто появится, то я буду только признателен и благодарен этим людям, которые не зная нас, пустили нас сюда. Они тоже переживают, чтоб ничего не случилось. Это же будет такое пятно на наш реабцентр. Это всё равно, что перекрыть кислород и себе, и другим людям, которые тут появятся, т. к. отношение будет уже другое. Сейчас мы со всеми соседями, которых мы знаем, в хороших отношениях. Они нам помогают, и мы им помогаем. Мы такие безотказные. Пришли сказали: «Хлопці, надо то и то зробити». Ну, мы знаем, что и нам что-то перепадёт – ежевички, молоко, десятка-двадцатка для нас это очень много. С Андреем мы ладим, мы друг друга понимаем – работаем, значит работаем. Не работаем, значит не работаем, читаем Библию – значит читаем, молимся – значит молимся. У нас такого нет, что ты делай это, а я это делать не буду. Если я заболел и не могу что-то делать, Андрей всё сам делает, если он не может – я делаю. Ну, на огороде мы вместе, ему там тяжело одному, и мне там тяжело.

-НУ, А БИБЛИЯ ИМЕЕТ КАКОЕ-ТО ЗНАЧЕНИЕ? ИЛИ РЕЛИГИЯ – ВООБЩЕ НИЧЕГО?

Раньше было пытался читать. Была у меня Библия в колонии и в тюрьме, я возил её с собой, пытался читать, но никак не мог ничего понять, и я её забрасывал. Но вот здесь в Знаменовке, когда Григорий Григорьевич приезжает, рассказывает, пасторы приезжают – заслушаешься. Мне это интересно. После вас уже сам открываешь Библию – о, уже сюжет появляется, уже как-то понимаешь. Вот вы даёте задания, найти какой-то эпизод, по десять раз перечитываешь, чтоб ответить на вопрос, находишь и читаешь. Даже слова уже понимаешь. Если раньше они для меня были «далекое закрытое село», то сейчас я уже вижу что-то знакомое, понимаю. Читать Библию интересно и для себя для дальнейшего развития. У меня сейчас идёт просветление в жизни. А что я видел раньше? Тюрьма, наркотик – чернота. Не скажу, что у меня сейчас белая полоса, как у всех и белая и чёрная. Но уже эта чернота постепенно уходит, появляется больше белого, благодаря вашим урокам, Библии. Лучше быть с Господом, к Нему прислушиваться, Его понимать, чем быть там, непонятно где и с кем, и как.

-А ЕСЛИ БЫ У ТЕБЯ БЫЛ СЫН ЛЕТ 15-16, ШАТАЛСЯ ВЕЗДЕ, ЧТО БЫ ТЫ ЕМУ СКАЗАЛ?

Мы с Андреем часто разговариваем, у него сын Илюша, у меня нет детей. Я не был женат. Я даже не понимаю, что такое дети, я не осознаю. Я ему говорю, что я даже не осознаю, как это – иметь детей, и ничего не могу тебе сказать. Если бы был сын 15-16 лет, я бы, наверное, сказал, что посмотри на меня – наркотик не доведёт ни до чего хорошего. Доведёт только до тюрьмы, это лучший вариант, а худший – это могила. Так что лучше не делать этого. В любом случае, тот путь, что у меня за плечами, я и врагу не пожелаю. Уже седьмой год на свободе, то мне гораздо лучше на свободе. Лучше есть черный хлеб с водой, но на свободе, чем белый с молоком, но в тюрьме. Мне лучше тут. Я буду лучше черные сухари грызть и водой запивать, но знать, что я на свободе. И никто не будет надо мной с палкой стоять и кричать: иди сюда, стой там, ложись, или вставай.

Вопросы пастора Александра Мещерякова

Поддержать Знаменовский центр: m1084 (собачка) mail.ru, 093 390 76 57 (Александр)