Когда шофара трубный зов
Разверзнет твердь над мирозданьем,
Народ вернётся из изгнанья
В страну стремлений их отцов.
В небесный Иерусалим,
Где нет страданий и упрёков,
Где все, от нищих до пророков,
Богаты Господом своим.
Где исцеления река
Течет из царственного трона,
Как праисток Самбатиона,
Предел надежд во все века.
Когда все соберутся там
Бесчисленным единым станом,
Сияющим и первозданным,
Где каждый молод, как Адам,
Я подойду к Творцу миров
С глазами юного Давида,
Простившему мои обиды,
И у меня не хватит слов.
«Барух Ата… — я прошепчу.
Ведь невозможное случилось! —
Благодарю Тебя за милость», —
И прислонюсь к Его плечу.
27.07.2019 (с) Alexandra Obrevko

Той Київ зник у Бабинім Яру.
Дитячий сміх, на ідиші говірка,
суботній спів, мезузи на одвірках
розтанули у вогнянім виру.
У мовчазних дворах шукаю їх
та не знаходжу слів, облич, ба й тіні.
У довоєнній вицвілій світлині
лишень побачу радісних, сумних…

Це був Поділ, немов пасхальний стіл
у бідній та усе ж сім’ї щасливій,
багатодітній, шумній і дбайливій —
яскравий всесвіт сяючих світил.

Та всесвіт згас у Катастрофі тій,
що майоріла іншими зірками,
пришитими до серця не нитками —
стібком жорстоких та нелюдських дій.

Усі у цілопаленні страшнім
злетіли в небо: лікарі та вчені,
жінки, бабусі, діти, наречені,
залишили навік спустілим дім.

Варшава, Вільно, Прага, Краків, Кельн
і сотні штетлів, гетто, міст та вулиць
осиротіло в смуток загорнулись,
як перша серед всіх людських пустель.

Хоча давно скінчилась та війна,
її відлуння і донині чути,
і досі не вмістити, не збагнути,
яке багатство знищила вона.

Але є Той, Хто любить і творить,
Хто оживляє та дає надію.
Я переконана, я безумовно вірю:
в пустелі знову пісня зазвучить.

І вже лунають на Землі Святій
молитва, спів і прабіблійна мова:
так життєдайність і всесильність Слова
перемогла у безнадії тій…

А мій Поділ у мареві весни
крізь воркотіння голубів незмінних,
серед думок своїх нечасоплинних
на ідиші говорить уві сні.

Йом ѓаШоа, 2017 (24.04.2017)

Возвращение

Белым молоком, зефиром, ватой
Все окутал снег, опеленил,
И своею шубою богатой
Сонные деревья одарил.

Вьюга фейерверком из снежинок
Серебрится в солнечных лучах.
И покрылись тонкостью морщинок
Окна в припорошенных домах.

Зимний лес, безмолвный и бездонный,
Заперт на сугробы от гостей,
Но, в его величие влюбленный,
Я спешу под свод родных ветвей…

Я — не гость. Я — сын, бредущий к дому,
Исходивший множество дорог.
Я надеюсь, смысл притчи помня:
Ждет меня Отец, Предвечный Бог.

* * *

Душа моя не терпит пустоты.
И, как земля, растрескавшись от зноя,
Напиться жаждет влагой дождевою,
Чтоб расцвели увядшие мечты.

Душа моя не терпит пустоты.
Как тронный зал в предутреннем мерцаньи,
Затихла в молчаливом ожиданьи —
Услышать поскорей Твои шаги.

Душа моя не терпит пустоты.
Я не живу, когда она пустует,
Напоминая клетку золотую,
В которой чувства заперты мои.

И пусть та клетка внешне хороша,
И привлекательны изящные узоры —
Я к горизонту устремляю взоры:
Не терпит пустоты моя душа!

* * *

Сквозь грубую холстину темных туч
Пробился тонкий золотистый луч.
Как из мешка набитого зерно,
Струится свет — нежнейшее руно.

Порою нашей жизни небосвод
Затянут плотно тучами невзгод.
Но если к Богу обратимся мы —
Он воссияет светом среди тьмы.

Вы будьте светом солнечным всегда,
Чтоб все заледеневшие сердца
Смогли оттаять и зажечься вновь,
Увидя в вас Христа, Его любовь.

И пусть мрачны над вами небеса —
Господь творит сегодня чудеса.
Взгляните с верой выше облаков:
Небесный дом для вас уже готов.

* * *

Скарби Ісуса не тьмяніють.
Неначе зорі у вінцях,
Незгасним полум’ям жаріють
У вірних, люблячих серцях.

Скарби збиралися в недолі,
В години щастя чи журби,
Коли чинили Божу волю
Чи гріх в собі перемогли.

Коли ми ділимось скарбами,
Вони вертаються до нас.
Та розгораються зірками
В скрутний та найтемніший час.

Вони осяюють дорогу,
Де Сам Христос колись пройшов.
Ведуть у вічне Царство Боже
Надія, віра та любов.

 

В Тебе одном

Когда я слаб — Ты бремя облегчаешь.
Когда один, я слышу шепот Твой.
Ты в неудачах веру укрепляешь,
В переживаньях мне даешь покой.

Ты от опасностей меня спасаешь.
Я упаду, а Ты поднять готов.
Собьюсь с пути – Ты нежно направляешь,
Освобождая от греха оков.

В Тебе одном я неба достигаю,
Расправив крылья, в вышине парю.
В Тебе нашел все то, о чем мечтаю.
За дар любви Твоей благодарю.

***

У каждого бывают испытания…
Врываясь в нашу жизнь как наводненья,
Они во благо, не для наказания:
Мы в них растем и учимся смиренью.

Они лавиной иногда вторгаются,
В свой плен берут, разбрасывая сети.
Из них лишь верой искренней спасаются
И учатся за ближних быть в ответе.

Когда ко мне приходят испытания,
Рождаются молитвенные строфы
Тому, Кто знает цену Гефсимании
И пережил позорный крест Голгофы.

***

Мятущийся дух человечий
Всё ищет источник забвенья.
Бессилен, испуган, не вечен –
Стенает и ждет утешенья.

В слепящих огнях и витринах
Нет счастья, покоя и света.
Торгуют мечтой в магазинах,
Но в рай не доступны билеты.

По улицам, залитым мартом,
Идут обогретые люди.
И в солнечном празднестве жарком
Встречаются взоры и судьбы.

И смотрит, не видимый взглядам
Прохожий в хитоне потёртом.
Он здесь, чтоб спасать и быть рядом,
И к каждому руки простёрты.

***

 

Пливуть по Києву свічки –
Тремтячі вісники надії.
О, любі сестри та брати,
Нехай здійсняться ваші мрії.

Нехай у кожний дім прийде
Любов та благодать від Бога.
І кожен в Ньому віднайде
До Царства вічного дорогу.

Хай віра ваша не згаса,
Хоч буревії, сніг чи зливи.
Тернистий шлях у майбуття,
І тільки він один щасливий.

Як згасне свічка на вітру –
Не поспішайте сумувати.
Я поруч вогник свій несу,
Щоб його частку вам віддати.

 

Моя зброя

Це Він, це Він, Отець Небесний
В мені поезію творить,
Серед зими дарує весни,
Віршами у душі тремтить.

Це Його Слово біль гамує,
Натхненням підійма в політ,
В моєму серці храм будує,
Щоб він колись осяяв світ.

О, слово, що згори в мені народжене,
Ти – моя зброя, мій вінець та хрест.
З тобою я піду в найкраще сходження
Крізь шлях земний у височінь небес!

Дорога домой

Цикады трещат упоённо,
Здесь воздух тяжёл и тягуч,
И дышит грудь неба стеснённо,
Синея за ветошью туч.

Соломы желтеющий ворох,
Полыни седой аромат,
Дорожная пыль – горький порох
Разлук и печальных утрат.

Но только пройдя по дороге,
Глотнув суховеев свинец,
Увидишь: вдали на пороге
Тебя ожидает отец.

Он держит светильник горящий,
Распахнута старая дверь.
Зовущий, родной, настоящий —
Твой дом уже близко теперь.

В святых оказавшись объятьях,
Забудешь тревоги пути.
Искупленный Жертвой распятья,
В жизнь вечную сможешь войти.

Колодец

На перекрестке ста дорог
Стоит колодец одинокий.
Старинный, каменный, глубокий,
Чтоб жажду путник ясноокий
Водою утолить здесь мог.

Он видел долгие века
Как проходили караваны,
Везя в невиданные страны
Сквозь зной пустыни, гор туманы
Приправы, золото, шелка.

Как шли рабы под свист бича,
Храня надежду на свободу,
И жадно, долго пили воду:
И в ясный день, и в непогоду
Пустыня так же горяча.

А он их всех поил собой:
Рабов, надсмотрщиков, торговцев.
Пугливые худые овцы
К скромнейшему из всех колодцев
Всегда брели на водопой.

И каждый знал: спасенье в нем.
Спеша в оазис отовсюду
Припасть к ценнейшему сосуду,
Неиссякаемому чуду
Всех поколений и времен.

Так и Христос к Себе влечет:
«Приди ко Мне и пей в избытке,
Грехом объятый, в смертной пытке.
В живительном святом напитке
Тебя освобожденье ждет!»

***

Ничто твоей души не сокрушит.
Она сильна в броне любви и света,
В ней пламя веры радостно горит
Как радуга Господнего завета.

Хотя нежна, как вешняя лоза,
Но в немощи ее сокрыта сила.
Вселенной всей обращены глаза
К душе, что мир собою озарила.

Средь испытаний и житейских бурь,
Поднимешь меч — спасительное Слово.
И сквозь небес прозрачную лазурь
Увидишь в славе Царствие Христово.

***

 

Учи меня, Боже, как жить в мире этом,
И как не попасться в силки и тенета.
Чем мне дорожить и на что опираться,
В надежде и вере учи укрепляться.

Сияй во мне, Боже, любовью святою.
Я жажду напиться живою водою,
В Тебе от печали и скорби укрыться,
Смириться в Тебе и в Тебе возродиться.

Храни меня, Боже, в борьбе с искушеньем,
В Тебе моя сила и жизнь, и спасенье.
И если сквозь тернии ляжет дорога,
Тебя буду славить, Великого Бога.

 

Станем дарить небеса

В час, когда грустно, и пусто, и холодно,
И одиночество – старый друг,
Просто пройди по большому городу
И посмотри на людей вокруг.

Все они мчатся на разной скорости,
Делают вид, что живут.
Разных профессий и вкусов, и возраста,
Верят, надеются, ждут.

Что же в их душах за лицами кроется,
Кто из них в маске, кто – нет?
Кто-то о будущем беспокоится,
Кто-то спешит на обед.

Люди в толпе многоликой сливаются,
Каждый имея свой путь.
Сосредоточены, улыбаются,
Или жуют что-нибудь.

Как им сказать, что есть нечто прекраснее,
Чем повседневная жизнь?
Как уберечь от коварной опасности:
Мимо Христа пронестись?

Мы иногда так собой увлекаемся
И забываем о том,
Что благодатное время кончается
С каждым промчавшимся днем.

Пусть в ваше сердце печаль и уныние
Больше не смогут зайти.
Богу скажите: «Спаситель, отныне я
Буду надежду нести».

В наших руках столько силы и крепости,
В душах так много тепла.
Тем, кто в несчастье, тоске, несогретости,
Станем дарить небеса.

Вскоре сокровища все обесценятся,
Слава, богатство, успех.
Только Христос никогда не изменится:
Небо открыто для всех.

***

В последний день откроются все тайны,
И пелена спадет с печальных глаз.
Тогда поймем: все было не случайно
В судьбе земной у каждого из нас.

Узнаем цену выбора и шага,
Несказанных кому-то нежных слов.
И как бесценна вера и отвага
Среди неверья и греха оков.

И без ответа многие молитвы
Окажутся исполненными в срок,
И что в моменты самой страшной битвы,
Никто не оставался одинок.

Увидят все, как бережно, надежно
Хранил Господь среди земных тревог.
В Нем стало невозможное возможно.
Окончен путь. Мы дома. С нами Бог

* * *

Зажигаются яркие звезды,
Полон красок еще небосвод.
Мне с Тобой так приятно, так просто,
Что от этого сердце поет.

Засыпает душистое поле
И тихонько кузнечик стрекочет.
Лишь с Тобою всегда мне спокойно
И светло на душе даже ночью.

Ветер нежно качнулся колосьев
И качнулись головки цветов.
Мне в природы многоголосии
Открывается Божья любовь.

***

А в фонтане плавают рыбки,
Словно пламени язычки.
Беззащитно-доверчивы, зыбки,
Грациозно-изящны, легки.

И искрится вода, сверкает,
Этот тайный огонь храня,
И я верю, что, золотая,
Среди них полыхаю я.

* * *

Детская дорога в счастье –
От шоссе к родной калитке.
Как теперь туда попасть мне
И найти ее открытой?

По дорожке разогнаться,
Побежать быстрее ветра
И в объятьях оказаться
Лучшего на свете деда…

Очертанья яблонь старых,
Мхом покрывшиеся крыши.
Жить здесь вечно я мечтала,
Только все иначе вышло.

Витражи в верандах летних
И беседки в винограде.
Но не я – другие дети
Здесь играют в их прохладе.

Там, где сад стоял цветущий,
Скоро дом кирпичный будет.
Здесь был мир, мне давший душу.
Тут теперь чужие люди…

Новый Свет

…Я снова в Новом Свете,
Все вижу в новом свете,
И Новый Свет в душе моей…
Н. Гиляровский

1

Тоненькие свечи кипарисов,
Треск цикад и аромат смолистый.
Край уютных бухточек и мысов,
Морепляжный и горноскалистый.

Сосны со стволами в три обхвата
Распахнули всем ветрам объятья;
Здесь хранят сокровища пиратов
Тайные пещеры и заклятья.

И растет, за склоны зацепившись,
Древний и душистый можжевельник.
В бухте изумрудом отразившись,
Опьяняет воздух он елеем.

Капчик, словно лошадь, пьет из моря,
Смотрит косо и прядёт ушами.
Скалы разукрашивают зори
И пурпурят небо с облаками.

Яхты, прячась тут от непогоды,
Светятся манящими огнями,
Стерегут сапфировые воды
И трепещут тихо парусами.

2

 

Изумруд

Со всеми оттенками,

Бриллиант

И сапфир,

Бирюза…

Как шкатулка

С драгоценностями,

Новосветского

моря

цвета…

 

Я хочу провести тебя садом

И придут они, и будут торжествовать;
и стекутся к благостыне Господа;
и душа их будет как напоенный водою сад,
и они не будут уже более томиться.
Иер. 31:12

 

Я хочу провести тебя
Садом цветущих деревьев.
Словно облако,
Вишни роняют свои лепестки.
Ты, конечно же, знаешь,
Что каждому будет по вере.
Только б не отпускать нам
Дающей спасенье руки.

Белоснежный цветок
Весь пронизанный солнечным светом.
Сколько в нем совершенства
И силы, тепла, красоты.
Пусть пока не найти
Нам на многие вещи ответы,
Только не потерять бы
Сердец простоты, чистоты.

Плачет сад лепестками,
А люди от счастья смеются.
Ароматы разносятся
Крыльями южных ветров.
Стать бы садом таким,
Чтоб в него захотелось вернуться
Тем, кто мир в нем обрел,
Утешение, радость, любовь.

Но, вернувшись туда,
Не найти приоткрытых бутонов.
Оказавшись под сенью
Хранящей от зноя листвы,
Вдруг постичь непреложность
Чудесных Господних законов:
Наливаясь на солнце,
Вишневые зреют плоды.

***

Звезды зажигаются для тех,
Кто возводит взоры к небесам.
Их негромкий мелодичный смех
Мир несет тоскующим сердцам.

Солнце, разогнав ночную тьму,
Золотит рассветом облака.
Птичий хор приветствует весну.
Разлилась, задумавшись, река.

Приподняв опавшую листву,
Выглянул несмело первоцвет.
На своем ответственном посту
Заявляет он: «Да будет свет!»

 

На старт. Внимание. Март!

Мир, молебен спев по снегу,
Пробуждается от сна,
Чтобы приобщиться к бегу
Под названием Весна.

И несется многолюдье
С ветром наперегонки,
Веря в то, что счастье будет,
Всем невзгодам вопреки.

Абрикосы ждут приказа,
Чтобы распустить цветы,
И наполнить воздух сразу
Ароматом красоты.

Солнце – ярче, небо – выше,
Запевает песню кот,
А в окне под самой крышей
Зайчик солнечный живет.

 

Весенние сюжеты

Белых магнолий манжеты
Тянутся к небу с мольбою.
Сказки весенней сюжеты
Властвуют вновь над душою.

Купол лазурный и звонкий
Птичьи хоры освящают.
Нежно, восторженно, громко
Божью любовь возвещают.

Липкие крупные почки
Млеют под солнечным светом,
Дарят волшебные строчки
Заворожённым поэтам.

***

На бархатном ковре травы весенней
Лежат, как складки, тоненькие тени.
Пронизан воздух соловьиной трелью,
Рассвет раскрашен солнечной пастелью.
Янтарь смолы на соснах золотится,
Туман над кубком-озером дымится
И нежный ветер трогает несмело
Душистый локон абрикоски белой.

 

Огонь на пораженье

Серебряной парчой струится дождь,
Терзает ветер иву с исступленьем,
И вспарывает молния, как нож,
Небесный свод неоновым свеченьем.

Взрываясь мегатонностью своей,
Гроза идет войной на город сонный.
И ливень с каждой каплей все сильней
Грохочет канонадой монотонной.

Мне не уснуть. Заложница страстей,
Я наблюдаю бурное сражение.
А сотни стрел с небесных крепостей
Летят в меня огнём на пораженье.

 

Небесный художник

Золотистым мазком пробежавшись по соснам,
Утонул лучик солнца в подлеске густом.
Он художником царства небесного послан,
Чтоб пейзаж засиял на мольберте земном.

Чтобы ожили темные ели-монашки,
Изумрудным нарядом блеснув на весь лес,
Заиграв чешуёй серебристой рубашки,
Загляделись осины в зеркальность небес.

Чтобы люди – шедевры Господних творений,
Наслаждаясь планетой, подаренной им,
Постигали прекрасность Его откровений,
И чтоб каждый узнал, как он Богом любим.

Крым. Морское-Коктебель

I

На горе белый крест,
А по склону — могил обелиски.
Зноем выжженный дёрн
И волнами сборящая синь
В отраженьи небес.
…Я — бутылка с неясной запиской,
Принесенная в шторм,
Разобрать только ‘SOS’ и ‘аминь’.

Словно веер, раскрыл
Пантеон затуманенных мысов
Крым, и поит водой
Их как пегих и рыжих коней.
Акварель растворил
И, бросая художникам вызов,
Раззакатил прибой
Алым цветом искристых огней.

II

Спелым персиком диск
За высокие прячется горы,
На прощание льет
В море солнечный теплый нектар.
И отчаянный риск —
Выйти в рейс в грозовые просторы,
Как сквозь бурю полет,
Я приму, словно вызов и дар.

…По бурунам нестись,
Рассекаемым с брызгами пены,
Возвращаясь назад,
Встречный ветер соленый глотать.
От печалей спастись,
Вдруг заметить в душе перемены,
Вдаль направить свой взгляд.
И сильней, и счастливее стать.

Судгея*

Серпантином дорог препоясаны горы,
Кипарисы, как стража, стоят вдоль пути,
И в серебряной дымке морские просторы
Приглашают сокрытые клады найти.

Виноградники дружно сбегают в долину,
Как полки, захватившие солнечный склон.
И заросшую соснами темную спину
Выгибает скала, чтоб отвесить поклон.

В пыльных россыпях каменных узких тропинок
Дремлет эхо шагов всех, прошедших в веках,
И ершится солома засохших травинок,
Аромат на моих оставляя руках.

Я люблю этот край квинтэссенции лета,
Он, как лекарь озябшей в полете души,
Согревая в лучах первозданного света,
Скажет мне: ‘Будь свободна, пари и пиши!’

* так славяне называли Судак.

***

На нотном стане проводов
Аккордом ласточки расселись:
Как ноты черные, слетелись,
И вот — шедевр уже готов.

Щебечут радостный мотив,
Ликуя многозвучным хором,
И опьяняются простором,
Крылами небо обхватив.

 

Иероглиф

Черной тушью на шелке белейшего снега
Иероглифом тонко прочерчены ветки.
Зимний парк, словно выпав из времени бега,
На полях дневника оставляет заметки.

Каллиграфам китайским на зависть красиво
Он выводит таинственных знаков сплетенья.
Лепестками снежинки кружат торопливо
Как от сакуры белой во время цветенья.

 

Прага

Черепичные крыши, дороги мощеные,
Разноцветные домики сказочно пряничны.
Здесь счастливые ходят, обнявшись, влюбленные,
Даже серые будни тут ярки и праздничны.

Фонари золотят мостовые старинные,
Чертят шпили на небе историю славную,
Изгибаются улочки узкие, длинные,
Завитками похожи на букву заглавную.

Несмолкаемый говор восторженных путников,
Тихий цокот копыт и повозок скрипение.
Пантеоны святых и каких-то заступников
Вдоль мостов, охраняющих жизни течение.

***

Зажигаются свечи каштанов
Разливается миро сирени
Среди всех восхитительных храмов
Храм природы вне всяких сравнений.

Одуванчики — как позолота,
Незабудки — в мозаику пола:
У Творца совершенна работа,
Ведь Земля — основанье престола

Витражи — разноцветие радуг
И стволы как резные колонны
Все на свете содействует к благу
Тем, кто любит Христа непреклонно.

Старый якорь

Старый якорь в песчаных дюнах.
В отдалении — шелест прибоя.
Ему снится рокот бурунов,
Ядер свист и безбрежное море.

Кем заброшен на берег этот,
Словно рыба, на смерть обречённый?
И в лучах уходящего лета
Он не ржавый — позолочённый.

Нарисую кораблик быстрый,
На него этот якорь пристрою.
И он снова вернется к жизни,
Снова станет самим собою.

Паруса раздувает ветер,
Пролетают морские мили.
Старый якорь восстал от смерти
И семь футов под прочным килем.

 

Песенка французских моряков

Глядит в синеющую даль
Любимец Франции — Марсель.
Он — моряков святая цель.
Нас приведет туда мистраль.

Тот ветер — вечный менестрель,
Играет на свирелях мачт,
Резвится в парусах удач
И направляет нас в Марсель.

Блестит клинков и взглядов сталь,
Нам не страшны ни шторм, ни мель.
Плывем к тебе, Марсель, Марсель.
Попутчик наш — мистраль, мистраль.

 

9 баллов

В море одиночества безбрежном
Я плыву на корабле надежды.
Не страшат меня шторма и мели,
Бунт команды и огонь шрапнели.

Сто пудов морской с горчинкой соли
Съел бы с другом я по доброй воле
Воля есть, да друга не вернуть,
Без него держу свой длинный путь.

Был отважен, весел и надежен,
В яростных сраженьях осторожен.
Но наш бриг попал в жестокий бой,-
И мой друг закрыл меня собой.

Над кормой висит свинцовость неба,
Дорогой ценой далась победа.
Я стою спокойно у штурвала,
В сердце шторм бушует в девять баллов.

 

Гюйс*

Держу в руках свой старенький гюйс,
Со мной переживший не мало,
И кожей чувствую моря пульс,
И слышу «Славянку» с причала.

Порой, в тревожные времена,
И в море идти по авралу,
Оркестр не играл нам, и она
Лишь в сердце моем звучала.

Когда с победой мы шли домой,
Сияли и пушки, и лица,
Надет первый срок, гюйс за спиной
Парит словно синяя птица.

…Уводят корабль в последний путь:
Стать ржавым металлоломом.
Прощальный гудок – как выстрел в грудь,
«Славянка» — из горла стоном.

* Форменный военно-морской воротник

 

Маяк

Другу-капитану

Любовь — над бурей поднятый маяк,
Не меркнущий во мраке и тумане.
В. Шекспир

У штурвала на вахте ночной я стоял,
Вновь один на один со стихией.
Млечный путь надо мной звёзды в море ронял –
Серебристые блестки лихие.

Тихо пенилась гладь рассекаемых вод,
Черным крепом морщинились тучи.
И вздыхающий бриз подгонял нас вперед,
Как уставший в дороге попутчик.

Вдаль смотря, курс держал я на старый маяк
И насвистывал что-то неспешно.
Но на палубу вскоре поднялся моряк —
Словно выплыл из ночи кромешной.

Он не молод, но крепок, как парусный трос,
И лет сорок проплавал по морю.
Загорелый и статный бывалый матрос,
Не подвластный ни шторму, ни горю.

Мне кивнув, он сказал: «Чтоб маяк увидать,
Полным ходом нам плыть до рассвета.
А ты знаешь, зачем стали их зажигать?»
Я ответил: «Не слышал об этом».

«Ну, так слушай… (не спится… ведь скоро земля…)
…Это было в далекие годы,
А судьба моряка и его корабля
Находилась во власти погоды.

И когда уходили в моря рыбаки,
Оставляя любимых на суше,
Разжигали их жёны костры-маяки,
Чтоб хранили от гибели души.

Чтобы каждый ушедший вернулся домой,
Не разбился о рифы и скалы –
Знал, что светит спасительный, яркий, живой
Огонек у родного причала.

И ты веришь, что сможешь проплыть все моря,
Все шторма одолеть и крушенья,
И однажды веселая вспыхнет заря
От костра, как любви заверенья.

Ты не видишь его, но уверен, что свет
Для тебя негасимо пылает.
В целом мире желаннее берега нет,
Чем того, где любовь ожидает!

Вот таков мой рассказ… Скоро гавань. Взгляни:
Ночь прошла, потихоньку светает».
И зажглись вдалеке золотые огни
Маяка, что сквозь бури сияет.

Питерская миниатюра

 

Петропавловки шпиль
Зацепился за черную тучу.
Она глухо рычит,
Как взъерошенный уличный пёс.
Поднимается пыль,
И Нева, как напиток гремучий,
Опьянить норовит,
С катерком разыгравшись всерьез.

Летний сад

Летний сад приоткрыл ворота,
Обольщая прохладной тенью:
«Вы забудете все заботы
Под моей изумрудной сенью».

По аллеям плывут неспешно,
Отражаясь друг в друге, пары:
Это воздух волшебный здешний
И бессонного неба чары.

Бледность статуй от солнца прячет
Бархат лип паланкином старым.
И закат по решетке скачет
Как по копьям, от крови алым.

***

Я вернулась. Питер, привет!
Поезда обнимая вокзалом,
Улыбаешься мне в ответ,
По проспектам ведешь, как по залам.

Протираешь небесный свод
Облаками нежнейшего ситца,
И глядишься в мерцанье вод:
Все фасады твои словно лица.

Катерочки с людьми плывут.
Чижик-Пыжик присел напиться.
Кони Клодта поводья рвут,
Чтоб свободой вновь насладиться.

Поднимаешь брови-мосты,
БелонОчным дивясь красотам,
И кораблик на шпиле ты
Направляешь к новым высотам.

 

Выборгские зарисовки

Монрепо

Я хочу в Монрепо, к первозданному миру,
Где тропинки в иголках и камни во мхах,
Приобщиться к лесному веселому пиру,
Раствориться в травинках, цветах, небесах.

Заглядеться в залива бескрайние дали,
И, дыша фимиамом сосновой смолы,
Посидеть над водой на старинном причале,
Ощущая нагретость шершавой скалы.

Валунов необъятных коснуться рукою:
Зеленеющий бархат на каждом блестит.
Удивиться свободе, блаженству, покою,
И услышать, как вечность со мной говорит.

 

Монрепо (фр. Mon Repos — «мой покой», «моё отдохновение») — скальный пейзажный парк на берегу Выборгского залива.

Выборг

Покрыты красной черепицей,
Дома старинны и просты.
Себя представив вольной птицей,
Смотрю на город с высоты.

Внизу проходят пешеходы,
Блестит брусчатка чешуёй,
Залива золотятся воды,
Сливаясь с небом и землей.

 

Осень на Подоле

…Осень – рыжая кобыла —

Чешет гриву…

С.А. Есенин

Рыжей гривой подольских гор
Ветерок осенний играет.
Словно сбруей, каждый собор
Куполами на солнце блистает.

И поют бубенцы вдали
Перезвонами колоколен.
Отрывается от земли
Стая птиц – горстка черных зерен.

* * *

У Києві згущається туман
І обгортає все імлою білою.
В його полон крокую я з довірою,
Поринуть хочу в бажаний обман.

Над Аркою Возз’єднання дощить,
Ледь-ледь Труханів мерехтить вогнями,
Висить осіння тиша над горами,
І в серці туга, як струна, бринить.

 

Ночной Киев

Я люблю тебя, город ночной.
Ты опять разукрашен огнями,
Фейерверком фонтанов, шарами,
И зовешь на прогулку с собой.
Я люблю тебя, город ночной.

Мы сегодня пройдемся с тобой.
Ты такой беззаботный и яркий.
Твои улицы, площади, парки
Мне отраду дают и покой.
Мы сегодня пройдемся с тобой.

Ты поведаешь тайны в тиши,
Проведешь по своим закоулкам.
Приоткрыв с чудесами шкатулку,
Мне подаришь одно от души.
Ты поведаешь тайны в тиши.

Мы с тобой притворимся детьми.
Подглядим по дороге в окошки:
Там цветы и довольные кошки,
Забавляясь, следят за людьми.
Мы с тобой притворимся детьми.

Мы расстанемся возле метро.
Твой подарок в ладони сжимая,
Вдруг пойму, что я стала другая.
Угадай, изменил меня кто?
Тот, с кем встретимся вновь у метро.

***

Киев, словно праздничный пирог,
Весь в свечах каштанов разноцветных,
Чтобы каждый приобщиться смог
К торжеству весны, тепла и света.

Буйство зеленеющей листвы,
Фейерверки кружевной сирени
Радостно ложатся на холсты
Наших душ, их выводя из тени.

В блеске глаз счастливых светлых лиц
Вновь царит мечта, искрясь, ликуя.
Нам открылся смысл пенья птиц:
Дружный хор щебечет: «Аллилуйя».

 

Киев

О, город любимый,
Ты — дом мой и крепость.
Ты витязь былинный,
В чьем облике светлость.

Ты солнечным маем
Согрет и обласкан,
В тебе пребывает
Незримая сказка.

В уютных дворах
Птичий щебет и дрема
Деревья в цветах
Возле каждого дома

Герой, над врагом
Одержавший победу,
Ты в сердце моем
Вместе с подвигом деда.

 

* * *

В этот день мне особенно грустно.
Как хочу я, мой Боже, к Тебе.
Я сегодня – засохшее русло,
Я бреду по опавшей листве.

Мне приятна осенняя сырость,
Золотые копны листвы…
По-осеннему мне загрустилось,
Мне в тумане привиделся Ты.

Ты стоишь в ослепительном платье,
Взгляд Твой светел, печален и чист.
Ты прошел путь от Неба к распятью,
В мир спустился, как с дерева лист.

***

Мы пойдем с тобой в лес за стихами
И откроем осенний сезон.
Разгребая листву под ногами,
Обязательно что-то найдем.

Мы поднимемся вверх по оврагу,
Где струится, звеня, ручеек.
И задиристый ветер-бродяга
Нам подарит букетик из строк.

Пробежим по тропинке игривой,
Что проводит до озера нас.
Серебристые старые ивы
Там неспешный рифмуют рассказ.

Обниму темный ствол и услышу,
Как рождается магия слов.
Лес вечерней прохладою дышит
И туманами белых стихов.

Полюбуемся россыпью ягод
На пылающих ветках рябин.
И душа исцелится от тягот,
И забудется с легкостью сплин.

Мы отправимся в лес за мечтами
И откроем осенний сезон.
Кто-то хочет пойти вместе с нами?
Собирайтесь скорее. Мы ждем.

***

Догорают свечи тополей.
Улетает в небо птичий клин.
Дышит паром ширь пустых полей,
Меркнет разнотравие долин.

Где-то вдалеке горит костёр,
Тонкой лентой серебрится дым.
И пестреет осени шатёр
Праздничным узором расписным.

Вскоре все покроет пелена
Как нежнейший лебединый пух.
Вступит во владение зима:
Лёгкий шаг ее уж ловит слух.

Но пока последний желтый лист
Не спешит в прощальный свой полёт,
Так и ты грустить не торопись,
Ведь в твоей душе Христос живет.

Эти дни как благодать даны —
Оценить прожитый нами год…
Впереди виднеются огни
Той страны, где Искупитель ждет.

В предвкушении осени

В садах зажглись осенние цветы
И аромат упавших яблок тонок.
Дождь плачет, как обиженный ребенок,
Над хрупкостью несбывшейся мечты.

Уходит август, захватив с собой
Беспечность лета, землянику в чашке,
Трель соловья, доверчивость ромашки,
Жар полдня, шумный пляж, морской прибой.

А мне легко и хочется в полет
Навстречу златолистому мерцанью:
Душа не поддается увяданью,
Когда она о вечности поет.

Я в листопад богаче всех царей:
В янтарных залах свет царит и нега,
Взлетаю в бездну неба без разбега
Под блюз офонарелых фонарей.

А воздух так прозрачен, что звенит
Струной виолончели паутинка,
И сердце, как любимая пластинка,
Мелодию волшебную хранит.

 

Бабьелетье

Деревья медной патиной покрылись,
Ржавеют листья — сброшенные латы,
И поединки летних гроз забылись.
Зато мечты по-прежнему крылаты.

Покоем дышит небо, словно море.
И город замер в предосенней лени.
В нем душно, будто в праздничном соборе,
Играют золотые светотени.

И вопреки грядущему ненастью
Зажглось каштана нежное соцветье:
Вне времени цветут любовь и счастье
И ценятся дороже в бабьелетье.

 

Рассказ ожидания

Фонари по-осеннему светятся,
Отражаются в жести листвы.
В спящем городе искорки теплятся:
В нем живете и любите вы.

Пробегая по мерзнущей улице,
Возвращаетесь поздно домой.
Окна темные шторами хмурятся,
Словно снежные тучи зимой.

Огоньки за стеклом разноцветные
Размывают дождинки, скользя.
Мысли — как заголовки газетные,
И число сосчитать их нельзя.

Приглушенная музыка слышится,
Чай в надтреснувшей чашке остыл.
Так рассказ ожидания пишется
Без бумаги, пера и чернил.

 

Театр теней

Берёза щедро клеит марки
На тротуар, как на конверт.
Мечтают зябнущие парки
Попасть на чей-нибудь мольберт.

А дробь каштановой картечи
Всё безысходней и грустней.
Деревья опустили плечи.
И всё вокруг – театр теней.

В осенних сумерках тревожных
Острее, тоньше виден мир.
Лишь лужи в огоньках дорожных –
Среди чумы веселый пир.

 

Плен межсезонья

Осень затеяла стирку.
Ветошь багряная мокнет
в лужах. А птичья семейка
в облаке штопает дырку:
солнца все меньше клубок. Нет,
хватит на зиму. Скамейка
в листьях, как флаерах смятых,
на презентацию сплина.

Я среди всех приглашенных,
в плен межсезония взятых.
Пишется маслом картина:
«Город на жизнь обреченных».

***

Прибоем осени, как рыбки золотые,
На землю листья брошены нещадно.
Раскиданы, как будто запятые,
И жабрами вдыхают воздух жадно.

А надо бы нам всем поставить точку
Каштаном гладким, вынутым из створок, —
Привычно и спокойно жить в рассрочку,
Придумывая сотни отговорок.

День каждый, как последний, проживая,
Осенним садом плодоносить будем.
Своей любовью мир отогревая,
Надежду и мечту подарим людям.

 

Архивы лета

Листьев прожитые жизни
Дворник предает огню.
Гостья на осенней тризне,
Я молчание храню.

Манускрипты и тетрадки
Из кленового листа
Он сжигает без оглядки:
«Будет улица чиста».

И горят-дымят архивы
Отшумевших летних дней.
Взмахи мётел торопливы,
Тихий вечер – всё темней.

 

Зимовье душ

Зимовье душ начнется в ноябре,
Когда рассвет раскрасить тучи медлит,
И на ветру позванивают стебли
Увядших трав в ажурном серебре.

Когда морозец, как зубная боль,
Пронзит, задетым отозвавшись нервом,
И мир на льду, обманчивом и первом,
Фигурную разучивает роль.

Когда глаза у горожан грустны,
Тревожно серость неба отражая,
Что, снегом и ненастьем угрожая,
Им о весне все чаще дарит сны.

Тогда ладони тянутся к теплу,
Отчаянно пытаются согреться,
И хочется на друга опереться,
А не дарить дыхание стеклу

В маршрутке, что везет домой сквозь ночь,
Чертить на нем фигуры отрешенно
Иль повторять в молитве монотонно:
«Дай, Боже, этот холод превозмочь».

***

Сквозь завесу грусти моросящей
Золотые звёзды клён роняет.
В тишине, спокойствие дарящей,
Осень сквер промокший осеняет.

Как паркет блестят его дорожки,
Лужи отзеркалили пространство.
Словно мёд из деревянной ложки,
Льется время в мир непостоянства.

***

Все наши испытания и беды
Отмеряны точнее, чем в аптеке.
В них скрыто все для будущей победы
И для любви, что не затопят реки.

Все странствия, лишения, скитанья
Нас не убьют, но сделают сильнее.
Наградой обернутся наказанья,
Для тех, кто был незримому вернее.

Кто шел вперед, не поддаваясь страху,
И травли боль познав бесчеловечной,
Хоть претерпев судилище и плаху,
Наследует блаженство жизни вечной.

 

Святорусье

В лучах закатно-масляных София
Оранжевым и охровым струится.
И светлый град пра-царственного Кия
Зарей вечерней мягко золотится.

Дай надышаться воздухом весенним,
Присесть у неожившего фонтана,
Искать чудес приметы в пробужденьи
Ажурных веток старого каштана.

Трещат по швам рубашки почек клейких —
Им не смирить природы возрожденье.
Щебечут две подружки на скамейке,
И обсуждают чье-то предложенье.

И терпко послезимья послевкусье,
И сладостно причастье предвесенья.
Торжественно внимает святорусье
Таинственным законам воскрешенья.

Абрикосовый вихрь

 

Вчера еще – припухшие, закрытые
Бутоны были, яшменно-бордовые,
Весенним ливнем наскоро умытые,
Взорваться фейерверками готовые.

Но солнце, словно спичкой, хулиганисто,
Запала фитилёк зажгло искринками,
И вспыхнули цветы, дыша дурманисто,
В застывшем вихре белыми снежинками.

***

В одном желуде заключены тысячи лесов

(Чья-то мудрая фраза)
Вот желудь. В нем скрываются леса:
Могучие, высокие дубы
Упрутся пышной кроной в небеса,
Листом ажурны, а корой — грубы.

Он мал и непригляден средь корней.
Осенним ветром сорван иль дождем
И брошен в землю, черноты черней,
Как будто к ней надежно пригвожден.

За что, зачем он с высоты — сюда,
Так низко, неожиданно упал?
А крупных капель дождевых слюда
Блестит в траве как дымчатый опал.

Ответ на свой вопрос не находя,
Он замер и всю зиму прохандрил.
Пришла пора весеннего дождя,
И тот надеждой желудь ободрил.

Умыл его и дал простой совет:
Ты не грусти, а к солнышку тянись.
И Тот, Кто сотворил вначале свет,
Тебе поможет. Ну же, улыбнись!

С тех пор он ввысь тянулся каждый день
И стал прекрасным деревом в свой срок.
В жару людей его хранила тень,
И он был счастлив и не одинок.

Стремитесь вверх, не плачьте о земном.
Раскрасьте жизнь в надежды яркий цвет.
Леса хранятся в желуде одном,
А в вашем сердце — Тот, Кто создал свет.

***

 

Ты в седле. Ты избран победить.
При оружьи, в блещущей броне.
Тянется дороги узкой нить,

Растворяясь в солнечном огне.
Без друзей. (Ты к этому привык:
Спешились в житейской суете).

Знал небес чарующих язык,
Верил в путь и верен был мечте.
Воевал. Был ранен. Но всегда
Выходил из битвы со щитом.
И победой каждая беда

Завершалась. Сорванным листом
Много лет пространствовав один,
Помнил предсказания слова:
«Скоро возвратится Господин», —

Хоть твердила разное молва:
Что просрочен самый поздний срок,
Что захвачен замок и сожжен,
Что ошибся, якобы, пророк…

Но надеждой ты вооружен,
В сердце Царство Истины храня,
Как любви единственной завет,
Треплешь гриву белого коня,
И летишь на нем туда, где свет.

 

Симфония

Как сыплются

искры

от молота

И звезды

с небесного

свода,

Как молнией

полночь

расколота,

Морские

разверзнуты

воды,

Так ветхое

трескалось

коконом,

Так дыбился

лед

и крошился,

Когда

на кресте

одиноко Он

Последней

молитвой

молился.

 

И вторило

небо

в агонии,

Оркестром

прощальным

играя

Аккорды

последней

симфонии

Любви

без конца

и без края.

 

Мне эти

гармонии

чудятся

Как звуки

последнего

боя.

Но в сердце

надежды

пробудятся

И вера:

«Воскресну

с Тобой я!»…

…. Раскатами

форте

грассирует,

Крещендо

сменяет

пиано.

И пулями

ноты

трассируют,

Срываются

с нотного

стана.

 

 

***

 

Сквозь амбразуру на весну смотрю
Из каменного дота-каземата.
Глазами здесь погибшего солдата
Гляжу на свет. Его благодарю
За то, что продержался восемь дней,
Иль пять часов, — ведь подвиги не в числах…
На монументах, плитах, обелисках
Героев списков не было длинней,
Чем тех, что не вернулись с той войны,
Что пали раньше всех, но победили,
В чьей жизни не могло быть слова «или»,
Что были чести и земле верны.
О, воины, жизнь отдавшие свою
За право быть свободными от смерти,
Вы не исчезли в забытьи, не верьте,
Вы вечны. И пред Богом вы — в строю.

***

Листья — грани изумруда,
Многомерны, многолики,
В кроне, как в стекле сосуда,
Пляшут солнечные блики
И случайно поджигают
Как сосвечия, соцветья,
С Городом весну венчают
Под напевы Многолетья.
Переливчато-игристы,
Многоцветны краски чуда:
Мир залит огнем искристым
Как от граней изумруда.

***

В путь! Плененный бескрайним пространством,
В путь! Туда, где пылает заря,
В путь! Уютным рискнув постоянством,
В путь! Где бьются о небо моря,
В путь! И счет не ведя километрам,
В путь! Отважно ступив за порог,
В путь! Под струи бодрящего ветра,
В путь! По рекам манящих дорог,
В путь! Пешком, на коне, на фрегате,
В путь! По картам, по звездам и снам,
В путь! В ночи, поутру, на закате,
В путь! Как смелым присуще сынам,
В путь! Под флагом иль парусом веры,
В путь! С компасом любви и мечты,
В путь! Там радость открытий без меры,
В путь! Где станешь счастливее ты,
В путь! Навстречу вершинам и вехам,
В путь! Себя и свой страх победи,
В путь! И в горестях верный успехам,
В путь! Не медли, твой путь впереди…

***

 

Вечереет. Море дремлет.
Горизонт чернильно-темный.
В облаках, как в старой крыше,
Сквозь прорехи виден свет.

Шуму волн неспешных внемлет
Страж бесстрашный и бессонный,
Словно факел, поднят выше,
Ждет, когда придет рассвет.

Много лет его призванье –
Корабли хранить в дороге,
И подбадривать матросов,
Разгонять печаль и мрак.

Увидав его сиянье,
Забываешь о тревоге.
Ведь надежней крепких тросов
Яркий старенький маяк.

***

Было время большого бескрылья,
Бесстиховья, безмыслья, бессилья,
Безнебесья, безлюдья, бессловья,
Безответия и безлюбовья.

Но Дух Божий излился с небес
И пропали коварные «без».

Так бескрылые стали крылаты,
Бесприданники стали богаты,
О бесстишье забыли поэты,
О бессильи забыли атлеты.
Бессловесные снова речисты,
Безнадежные – верой лучисты.

Безлюбовье забылось как сон:
Вновь два сердца стучат в унисон.

 

Жажду

Приди ко мне! С благословеньем
В плаще из ливня появись.
Душевных черт преображеньем,
Как вспышкой молнии, коснись.

Пои иссохшее водою
Из горних кладезей. Сияй
Полярной яркою звездою,
В чертоги света направляй.

Яви отраду единенья
С Тобой. Открой мне небосинь,
Дай счастье крыльев обретенья
И здесь, и в вечности. Аминь.

***

Нет. Они не были тверже гранита,
Крепче брони и прочнее стали.
Каска осколком снаряда пробита,
Пуле мишенью пришлись медали.
Бронзой не памятников, а загара
Лица пылали в огнях сражений.
Плавились дула орудий от жара.
Жизни их – тысячи всесожжений.
Каждый любил и боялся, и верил,
Плакал, смеялся и хмурил брови.
Подвигом цену победы измерил
Каждый солдатик из плоти и крови.

 

Интересная планета — наша круглая Земля

Земля круглая. То, что казалось концом, может стать началом

Интересная планета –
Наша круглая Земля.
Кажется, что песня спета,
Думаешь: «finita la…».
Вроде бы дошел до точки,
«Поезд дальше не идет!»,
И в словах последней строчки
Чуда не произойдет.
Но загадочный геоид
Неожиданный сюрприз,
Как природа, всем устроит,
Или барышня, каприз.
Так конечный пункт прибытья
Станет стартом бытия,
И великие открытья
Прорастут из забытья.
То, что финишем пылало
И печалило сердца,
Превращается в начало
Для счастливого конца.

***

Дорога начинается за дверью
За первым шагом, что труднее всех.
Не будь рабом бескрылому неверью,
Поверь в себя, а значит – в свой успех.

Победа начинается в сраженьях,
Где борешься, противника круша
В боях как будто местного значенья,
Но местность эта – воля и душа.

Любовь неслышно в сердце прорастает,
Готовом верить, отдавать и ждать,
Дорогу новой жизни открывает
И наделяет силой побеждать.

***

Прежние реки новое русло найдут.
Там, на обновленной планете,
В ярком и негаснущем свете
В Царство спасенных счастливые люди войдут…

Здесь, на земле, в нескончаемом вихре утрат
Пламя надежды на встречу хранится в сердцах.
Я отпускаю тебя, мой герой и мой брат,
Чтобы увидеться вновь на иных берегах.

Там обретают воскресших любимых опять,
Сильных, увенчанных славой и звездным венцом.
Чтобы уже никогда никого не терять,
Светлая вечность подарена будет Отцом.

Как нелегко оставаться и жить вопреки.
Всех «почему?» без ответа не счесть, не понять.
Только я знаю, течение райской реки
Раны омоет и сможет печали унять.

Нам бы добраться до этих неведомых мест.
Тех, кто был дорог, в чертогах святых увидать…
Веру в победу дает искупления крест,
Двери спасенья откроет для всех благодать.

***

Как профили из пушкинской тетради,
Глядится берег в зеркало морское,
Обвалами сползает к синей глади,
Смывает жар в сапфировом прибое.
А там, где небо растворилось в водах,
Запомнив траекторию простую,
Уверенное в будущих восходах,
Ныряет солнце в чашу золотую.

***

Волною преломлялся свет,
Играл в изгибах линий,
Блестел чешуйками монет
В прозрачной толще синей.

Белее сахарных голов,
Спускались в море скалы,
Как стадо солнечных волов,
В лучах заката – алых.

И мрамор дна как пол светлел
У греческих развалин,
Был солнца плод румян и спел,
А горизонт – хрустален.

В безбрежьи изумрудных вод
Дельфины, словно птицы,
Ныряли в яркий небосвод,
Не знающий границы

***

Словно скрипки, Он настраивает души
И надорванные струны нежно лечит.
Поит влагой средь пустыни жгучей суши,
Окрыляет скорбно сгорбленные плечи.

Раскрывает он шатер над пилигримом,
Зажигает Млечный путь для морехода.
Глубина Его любви неизмерима,
Благодать не иссякает год от года.

Чембало

Раскачивались мачты, как смычки,
Волна струилась песней изумрудной,
Волнующей, неведомой и чудной.
В ней были яхты, чайки, морячки,
Норд-весты, карты, якоря, кнехты,
Фрегаты, мели, маяки, походы,
Флагштоки, румбы, острова и воды,
Сокровища, пираты и киты.
Здесь верилось в отважный, славный труд
Знававших приключенья капитанов,
Что средь штормов, сражений и туманов
К заветным берегам суда ведут.
А на горе обломанным мечом
Темнела крепость старая, Чембало,
И до сих пор морским ветрам внимала,
Чтоб бухту заслонить своим плечом.
Как верный страж, сквозь суету времен
Всегда врага бесстрашно отражала.
В каком бою она геройски пала?
Нет больше стен, нет воинов, знамен…
Поверженным несдавшимся пою!
Поет вода и яхты-скрипки вторят,
Объятья гор хранят частичку моря,
Как тайный символ и любовь свою.

* Чембало – генуэзское (Сюмболон Лимне – древнегреческое) название Балаклавы, что означает Гавань Символов.

***

Я доторкнуся до хмар,
Птахом злечу у блакить.
Крила, що дав мені Цар,
Жоден не зможе спинить.

Приспів

Вічний, омріяний рай –
Небо чекає на нас.
Віру свою не втрачай
Навіть у відчаю час.

Райдуга – стежка моя,
Зорі – метелики мрій.
Ніжні пісні солов’я
Сповнюють світлом надій.

В Царстві усіх сподівань
І кольорових вітрил
Маю найкраще з бажань –
Вільно літати без крил.

***
Мне нравится слушать осенние звуки.
В них ноты любви и аккорды разлуки,
В них мерная музыка взмахов метлы,
А листья, пронзенные светом, теплы.

Дожди затяжные плетут, как интригу,
Тончайшие нити. Как скучную книгу,
Листают ветра золотящийся сквер,
Небесный велюр и фактурен и сер.

Еще в этих звуках и красках таится
Поблекшая, тихая синяя птица,
(Известно, в печали чернеет она,
И ждет, чтоб скорее настала весна).

Я слышу листвы опадающей пенье,
И верю в ее и свое возрожденье.

Сапфировость красок вернется опять.
Я буду счастливой. Я буду летать!

***

— Скажи, а что тебя вдохновляет на создание стихов?
— Все, что угодно! Вот, например, проехала сейчас
с тобой в трамвае, вдохновилась, и могу написать стих.

(Из разговора со знакомым)

Мы ехали с Вами в трамвае.
Слегка дребезжало окошко,
И лампы моргали немножко:
С трамваями это бывает.

 

Меня Вы спросили: «Скажите,
Откуда стихи возникают?
Ведь я, как обыденный житель,
Ответа на это не знаю».

Скользили колеса нестройно,
Вечернее небо скучало.
«Ответ здесь довольно простой, но…
Стихи не имеют начала.

Всегда они были и будут.
Летают себе облаками –
Успеть бы подставить посуду,
Когда задождятся над нами!

А если серьезно… я знаю:
Он происходят из боли.
Сбиваются строчками в стаю,
Как птицы, не любят неволи.

…Стихи не хотят получаться,
Когда начинается счастье.
Они, я должна Вам признаться,
Не греют. И светят отчасти».

А ветер пурпурные листья
Кружил, словно в танце, сердцами,
И осени охровость лисья
Пророчила счастья цунами.

 

Огненный ручей

Кровавой терпкостью вина
Алеет виноград на стенах.
Игра искристая видна
В его артериях и венах.

Горит лозы багряный лист,
Едва пульсируя, сияя.
Прозрачен, ярок и огнист,
Пылает пламенем Синая.

Мазки рубиновых лучей
Танцуют в переливах света.
Вплетаясь в огненный ручей,
Течет неумолимо Лета.

***

Я в Тору жизни вписываю букву,
как бабочку в коллекцию кладу,
пришпилив на прозрения иглу.
Ловлю шагов неведомого звук, в у-
же знакомых очертаньях дней.
Но будущего голос все слышней,
и кажется, его я вижу руку.

Я вывожу старательно, как пропись,
таинственным священным языком,
который мне казался незнаком,
но близким стал. На нем пишу светло пись-
мо любви, в один вмещая знак,
как солнца свет в зерно впитавший злак,
своих побед и поражений опись.

Ее в чернильном завитке так мало,
и в трепете открытья замерев,
я постигаю смысл моей «алеф»* —
в ней новой жизни хрупкое начало.
И приобщаясь к чуду бытия,
путь восхожденья совершу и я,
оставив лодку с рыбой у причала.

«алеф» — первая буква алфавита (иврит).

 

***

 

І навіть у райських гаях одинокість нестерпна,
Коли досконалий Адам і творіння вінець
Не бачив квітучих троянд, лиш вражаюче терня,
І сумом красу, що навколо, зводив нанівець.

Весна гомінка та осінні скарби золотисті
Не можуть принести розраду, коли самота.
І серце не тішать ліси у росистім намисті,
Коли не приходить до тебе в життя саме та.

Коли прокидається світ після темної ночі,
Ти світла не бачиш, бо поруч немає її.
Надію втрачаючи, тихо до неба шепочеш,
Що більше не зможеш ось так існувати в імлі.

Коли ж майже пізно, трапляється щось, певно – диво,
Твоє відкривається серце, як очі, від сну,
І зорі яскраві та теплі горять мерехтливо,
І навіть у грудні в душі відчуваєш весну.

Любові підкорені смисл та мета існування,
І щастя співає пісні, як відтанувший птах.
Хай буде прославлений Бог, що дарує кохання.
Не добре людині одній навіть в райських садах.

***

Пойман стаканом мерцающий ламповый диск.
Дождь монотонно и глухо шуршит горной речкой.
Жаль, не случилось грозы, лишь досадной осечкой
Гром холостой прошумел из небесных кулис.

Запоминаю привычный порядок вещей,
Звуки за створками окон, распахнутых жадно.
Липой и влагой в них полночь струится прохладно.
Как хорошо, что я больше не буду ничьей.

Рада бессоннице, ливню и новой себе.
Прошлых забот инвентарные жгу единицы.
Ночь. За окошком промокшие черные птицы
Жмутся поближе друг к другу в уютном гнезде.

***

Дождик – это просто нити
Между небом и тобой.
Вышивают ткань событий,
Называемых судьбой.

Только я в судьбу не верю,
Улыбаюсь небесам:
Там Господь за синей дверью
Вышивает судьбы Сам.

Он вплетает осторожно
Краски радуги в канву.
Невозможное возможно
Лишь благодаря Ему!

 

Иди к себе

И сказал Господь Авраму: иди к себе (Бытие 12:1 – буквальный перевод с древнееврейского)

И Бог сказал ему: «Иди к себе.
Себя теряя, целиком, — не кожу, —
И Я тебя, благословив, умножу,

И даст плоды почти сухой побег.

Иди к себе! К желтеющим лугам,
Взойди с зарей на новые высоты
И там познай, откуда ты и кто ты,
И стань самим собою, Авраhам.

Иди туда, где будет твой удел,
Где Я через тебя откроюсь людям.
Там быть тебе творцом великих дел,
И мы с тобой навек друзьями будем.

Иди в страну, где множатся стада, —
Не в них одних моё благословенье:
Мой раб, Мой сын, иди со Мной туда,
Где потерять придется обретенье.

В потере этой ты узнаешь всё,
Что Я переживу спустя эпохи,
Но испытанье трудное твоё
Я отменю на предпоследнем вдохе.

Иди вперед, не бoйся, только верь,
Туда, где ты отцом народов станешь.
Иди. Иди к себе, Мой друг, теперь.
А Я пойду в твоем незримо стане».

 

Йом Кипур*
Памяти жертв Бабьего яра

Последнее, что видели они —
осина эта, как смычок дрожащий.
Тогда еще тонка — считала дни.
Считала судьбы… Это настоящий
был судный день. Но только шли не в Храм.
Услышать приговор брели к оврагам
скрипач Иосиф, кладовщик Аврам,
студентка Роза. Все нетвердым шагом
свершали восхождение свое,
под лай собак — не блеянье овечье,
не под шофара зов — сирен вытье.
И не талит**, а страха груз на плечи
мужчины взяли. Женщины бледны,
ведут детей, подбадривая нежно:
«Еще немного, вот уже видны
забор, машины»… — (в голосе — надежда).
«Теперь пришли. Как много здесь людей…
сомнений нет, что нас спасут, мой милый.
Ты сын народа веры, иудей,
и Бог отцов поддержит наши силы»…
А шли они дорогой вникуда,
туда, где обрываются все нити,
где суд вершился дерзкий, без стыда,
с цинизмом и жестокостью в зените…
Не разобрать, какая кровь во мне
имеет превосходство над другими,
но знаю: на оврага черном дне
и я тогда могла остаться с ними.
А я жива. На краешке стою
той бездны, из которой не вернулись
мои родные, мой народ. Молю,
чтоб раны поскорее затянулись.
Не у земли — у плачущих сердец…
Осина сыплет серебром по склону.
И верю я: терновый их венец
Отец Небесный превратит в корону.

 

* Йом кипур — ивр. «День Искупления», на русский язык обычно переводится как «Судный День».
** талит — еврейское молитвенное облачение, представляющее собой особым образом изготовленное прямоугольное покрывало.

 

***

 

Людина в світі є свічкою Бога (Мідраш)

В моїх долонях цілий світ – це ти,
Чарівний, незбагненний і безмежний.
Його як свічку хочу я нести,
До серця пригорнувши обережно.

В житті моєму більш нема скарбів,
Дорожчих, ніж твоє кохання й ласка.
Лише б, мій любий, вогник твій горів,
Лише б тривала вічно наша казка!

***

Шофар був для часу, коли вирушати в похiд.
Був час для шофару — сурмити, щоб зрушились стiни.
Був Бог для народу як зiрки ранковоi схiд.
Народ був для Бога як вiчно кохана дружина…

Був вечiр святковий, коли народилась вона,
Коли з Мiцраїму Господь врятував у негоду
Синiв i дочок. А на дворi буяла весна —
Початок життя i початок святого народу.

Їх шлюб промовлявся пiд спалахи неба й сердець,
Пiд оплиски Всесвiту й подив тодiшнього свiту.
Синай об’єднав їх, а Бог — Чоловiк та Творець
Любовi 3акон дарував їм на знак заповiту.

Їх шлях був складним, щоб змiцнився цей шлюб крiзь роки.
Народ зупинявся та йшов, пiдiйнався i падав.
Господь не вiдводив Своєї благоi руки,
Його не спиняло нiщо — анi грiх, анi зрада.

Народе святий! О, як любить тебе Чоловiк!
Вiн поруч, незмiнний в пустелi й землi Обiцяння.
Кохай Його вiрно, всiм серцем, вiднинi й повiк,
Немає нiчого, дорожче за Його кохання.

Израиль

Другие звуки, запахи и краски,
Иные лица, языки и жесты.
Здесь мудрость Торы и восточной сказки
Всегда наглядны, ярки и уместны.
Тысячелетья свитками хранима
Святая тайна славного народа.
В ней Храм как центр и цель Ерусалима,
Завет с Всевышним, торжество Исхода.
Смешался плач молитвы и шофара
Со смехом детским и морским прибоем.
Здесь с Авраамом странствовала Сара
И Бог пришел однажды к ним обоим.
Пейзаж все тот же, что и при Давиде:
Холмы и камни, старые оливы, —
Его таким же и Машиах видел.
И вижу я. О, как они красивы!..
Исполнилось пророчество: вернулся
Народ в страну обетований Божьих.
И край от сна тяжелого проснулся,
И плод земли, как встарь, Творец умножил.
Шалом тебе, народ, ведомый Словом
И все века живущий под прицелом.
Верь: тот, кто возвращается к основам,
Успешным будет, целостным и смелым.
На перекрестках всех путей и судеб
Ты светом был и остаешься светом.
Господь сказал, что это вечно будет,
И обещанье Сам скрепил Заветом.

 

Песнь восхождения

Я поднимаюсь в Иерусалим,
как восхожу к престолу благодати,
и в круг отцовских ласковых объятий
вдруг попадаю, встреченная им.

От мягкой охры стен его светло,
а небо от молитв синей и выше.
Я верю, что оно молитвы слышит
и дождь дает, чтоб все вокруг цвело.

Припав к Стене, шепчу: «Шалу шалом
Ерушалаим».* Сквозь камней громаду
вдруг вижу Храм, притвор и колоннаду,
что Храм прикрыла бережным крылом.

И взгляды всех обращены к нему:
Там Слава, за завесой пребывая,
дает надежду обретенья рая,
свободу тем, кто у греха в плену.

Дороги все ведут отнюдь не в Рим,
а сходятся в Земле Обетований.
В благословеньи поднимает длани
святой и вечный Иерусалим.

* Просите мира Иерусалиму.

***

Деревья хранят очертанья меноры,
и бронзы померкшей оттенок коры их.
Рассыпались птицы как буквы из Торы
По небу, слова составляя простые.
И свиток небесный в прожилках лучистых
Вбирает в себя и слова, и молитвы,
Чьи литеры-птицы в закате огнисты,
Как в пламени вечной, негаснущей битвы.

 

Стена Надежды

А ночью, когда стихают молитвы и звуки напевов,
подходит к Стене незримо АШем*. Как в почтовый ящик,
просовывает в ожидании чьих-то посланий руку
в щербинки камней, истертых ладонями и губами.

В щелях – на наречьях разных оставленные записки.
Они – концентрат надежды и веры, что будет чудо,
что их Адресат не выбыл, что знает язык, что почерк
понятен Ему. Листочки, исписанные мечтами.

Конечно же, Он не выбыл, – Он Тот, Кто пребудет вечно,
Он слышит биенье сердца средь гула толпы и битвы…
Там есть и мое послание – мой манифест доверья,
слова для Того, Кто знает мой почерк, моё дыханье.

* Имя = Всевышний

 

Вернусь

Куда бы я ни шел – я иду в Иерусалим.
Рабби Нахман из Браслава

Очень трудно спускаться с горы,
оставляя Сион за спиной…
Верю: все это лишь до поры.
и я снова войду в Град Святой.

Белым золотом древних камней
он сияет в закатных лучах, —
посреди предвечерних теней
пламенея, не гаснет свеча.

В обрамлении древних олив,
в пестрых красках восточных шелков
он, ворота как руки раскрыв,
Приглашает под Божий покров.

Ухожу, но не прежней собой,
покоренная светом твоим.
Я вернусь и войду в твой покой,
Город мира — Иерусалим!

***

Скрестили клинки изумрудные травы,
вновь реет плюмаж на копье тростника,
и свежесть весенней зеленой приправы
наполнила воздух. Мне хватит глотка
напитка веселого майского полдня
у старого озера в мягких холмах, —
его красотой свою душу наполнив,
вдруг вспомнить про собственных крыльев размах.
Сижу у воды, отразившейся в небе.
Под звуки струящихся шелковых струн
я таю в приятной, целительной неге
и в переплетенье вьюнков, словно рун.
У самых корней отцветающей вишни,
в дожде из прозрачных ее лепестков,
я тихо молюсь, повторяя чуть слышно
под пенье природы: мой Бог есть любовь.
Океанским планктоном взметнувшийся пух

Океанским планктоном взметнувшийся пух
проплывает в густом, раскаленном эфире.
Подчиняясь иллюзии, ловит мой слух
перекличку китов в ускользающем мире.

Высоко-высоко караван облаков,
словно днища судов, подгоняемых ветром,
чья команда невидимых мне моряков
ищет архипелаг, затерявшийся где-то.

Оттолкнувшись от дна из асфальта и плит,
я всплыву за глотком синевы и свободы,
и увижу, как солнце в зените стоит,
золотя океана бескрайнего воды.

 

На стенах Иерусалима

Насажденные в доме Господнем,
они цветут во дворах Бога нашего…
Псалом 91:14

Завидую цветущим злакам
на древних стенах золотистых
и ярко-красным диким макам,
нежней тончайшего батиста.
В зубцах короны прорастает
сквозь вечность хрупкое мгновенье,
и дышит простота святая
в обычном маленьком растеньи.
Останусь здесь цветком иль птицей,
мельчайшим камушком, оливой,
чтоб стать навек твоей частицей,
простой, смиренной и счастливой.

 

Я скучаю по грозам твоим

Я скучаю по грозам твоим,
Быстрым ливням нейлоновострунным
По мерцающим бликам латунным
На окне в обрамленьи гардин.
Я тоскую по летним лесам,
По высоким и радостным соснам,
По янтарным стволам мироносным,
И вздремнувшим на них небесам.
Мне так хочется снова пройтись
По Подолу, Владимирской, Липкам,
По брусчатки сияющим слиткам,
Где Андреевский тянется ввысь.
Много в мире других городов,
Где хотелось бы жить и родиться.
Только я — перелетная птица —
Возвращаюсь на Киева зов.

 

В светло-сказочной Пуще-Водице

Маме

В светло-сказочной Пуще-Водице
Ты идешь по дорожке лесной.
Как мне хочется там очутиться,
Ароматом смолистым напиться,
Родниковой студеной водой.

Приглушенно считает кукушка
Годы счастья, что ждут впереди.
В камышовой зеленой опушке
Спит ставок. Блики солнца-веснушки
Золотят его воды и дни.

…По пружинящей охровой хвое
Беззаботно шагаем вдвоем,
Словно в детстве, когда мы с тобою
Шли и шли земляничной тропою,
Зная, что никогда не умрем.

 

Осень в Феофании

Пахнет ладаном из стынущего сада,
Красный виноград мерцает винно.
Ах, какая это все-таки услада:
Осени разглядывать картины.

Лес задумался в линялой пестрой шали.
Озеро с манящим зазеркальем
Ловит все его тончайшие детали,
И в воде он кажется хрустальным.

Солнце, кутаясь в лебяжий пух, закатно
Красит мир багрянцем с позолотой.
Над землей парит осенняя соната
И роняет листья словно ноты.

Зацветает миндаль на горах Иудейских

Ликуй от радости, дщерь Сиона,
торжествуй, дщерь Иерусалима…
(Захария 9:9)

Зацветает миндаль на горах Иудейских
после зимних дождей и ветров. Самый ранний,
самый верный мечте. Словно посох библейский,
ставший знаком великого небом избранья.

Я вдали от весны. Минус три плюс простуда…
В бело-розовой дымке миндальной прохлады
дочь Сиона блистает как вечное чудо
в драгоценном венке из Эдемского сада.

 

Ты примеряешь корону

…се Царь твой грядет к тебе… (Захария 9:9)

Ты примеряешь корону — свой царский венец
башен и стен, золоченных веками и светом,
дева Сиона, и ждешь исполненья завета,
радостной встречи двух любящих, верных сердец.

Он не замедлит, — ты веришь и смотришь туда,
где из-за гор поднимается солнце в тумане.
Он обещал. Это значит, что он не обманет,
пусть в ожидании этом проходят года.

В отблесках алых, последних закатных лучей
ты полыхаешь алмазом огранки бесценной.
Друг твой в пути, он вернется к тебе непременно
и окунется в бездонность любимых очей.

Нардом разлитым пропитаны ночи шелка.
Капает миро с деревьев росой сокровенной.
Ты все не спишь, пребывая в молитве священной,
держишь светильник в прозрачных от света руках

Киев. Март

Доставка колотого льда
с пригретой крыши
по трубам кованным сюда, –
ты грохот слышишь?

Присев на лавочке пустой
бульвара детства,
хочу наполниться тобой,
в тебя вглядеться.

Играет солнечный фокстрот
на окнах, гранях.
Его шальной круговорот
зовет, дурманя.

И все вокруг увлечены
весельем танца.
Как жаль, что после встречи мы
должны расстаться…

Мой Иерусалим

Поиск в Гугле словосочетания «Мой Иерусалим» дал примерно 3 150 000 результатов за (0,19 сек.)

Все называют тебя «своим».
Кто-то, вкусивший твое блаженство,
Пишет с восторгом: «Ерусалим»
и прибавляет «мой». Не для жеста,
нет. Пробудившуюся тоску
или любовь (может, так вернее),
он доверяет теперь листку,
блогу, фейсбуку и галерее.

Эти названья (сказать смешно) –
все однодневки пред вечной драмой.
Память – связующее звено,
буквы иль камни – историограмма,
летопись чувств, поражений, встреч,
вер и союзов, обид, признаний.
Клинопись пуль и веков картечь —
буря страстей и завоеваний…

Каждый, как маленький старший сын
к маме ревниво ручонки тянет,
видя, что он у нее не один,
веря, что меньше любви не станет…
Хватит у мамы любви ко всем.
Смуглый, румяный, цветастый, звонкий,
Манит в объятья шершавых стен
Город нашедшегося ребенка.

***

По тропинке заросшей иду наугад:
несказанно хорош мой лесной променад!
Блики света, танцуя, раскрасили путь,
и с надеждой шепчу я: «Со мною пребудь!..
Кисло пахнет крапивой, опавшей листвой. —
«…Я могу быть счастливой лишь рядом с Тобой».
Все паденья и взлеты – одна суета.
Покорятся высоты смиреньем креста.
Мне откроется тайна последней черты:
жизнь прошла не случайно, ведь жизнью был Ты.

 

Победитель Первого Всеукраинского фестиваля христианской поэзии Союза христианских писателей Украины в номинации «Начинающие поэты», апрель 2007 г.

Победитель Международного межконфессионального поэтического конкурса «Иисус, Ты нужен мне!» — главный приз конкурса, март 2012 г.

Опубликован сборник стихотворений «Станем дарить небеса» в 2008 г.

Отдельные произведения публиковались в периодических изданиях в Киеве, Москве, Нью-Йорке.

Стихи (и переводы на русский язык) положены на музыку христианских исполнителей и групп.