Акслу Исмаилова. НА ЗАКАТЕ. Новелла

После напряжённого и суетного дня Ксения по давно заведённому ею обычаю, ставшему уже привычкой, вышла на свидание с природой и, сидя на пригорке, расслабясь, отдыхала. Ни о чём не думалось. От благостной тишины, всегдашней спутницы вечера, веяло умиротворением и довольством завершённого дня. Природа, готовясь к ночному покою, блаженно вздыхала запахами трав и цветов. День, догорая, роскошествовал буйством красок. И вновь, как всегда при взгляде на чарующую гармонию окружающего мира, безмолвным восторгом наполнилась душа от величавого великолепия вечереющего неба. Но к восторгу, как и каждый раз при виде заката, примешивалась какая-то тревожная грусть. Зрелище уходящего в безвозвратное прошлое дня невольно напоминало о кратковременности и нашего пребывания на этой прекрасной земле.
Незаметно созерцание сменилось воспоминаниями. всплыл перед глазами тот далёкий-далёкий закат, взволновавший и потрясший ещё совсем юную душу, и ставший началом осмысления жизни… Сколько было до него вечеров, а не замечал ещё глаз ребёнка их очарования. Но однажды девочка, бежавшая домой по пыльной нагретой за день жарким летним солнцем дороге, взглянув на горизонт, замерла, словно споткнувшись о величавую красоту открывшейся взору картины догорающего дня, он был дымный от поднимавшихся к небу испарений, и вечерний воздух благоухал ароматом разнотравья. Она заворожено следила за причудливой игрой красок на западе. Тёплый ветерок ласково и нежно погладил её смуглое лицо, загорелые, почти до шоколадного оттенка, руки и ноги, шаловливо взъерошил ещё влажную после недавнего купания в мелкой степной речушке чёлку, что нависала над чёрными, светившимися озорством и любопытством, глазами. — ах, как хорошо, — воскликнула девочка, и широко раскинув руки, словно желая обнять всё вокруг, побежала туда, где, как ей казалось, был край неба. Потом остановилась и, любуясь невыразимо прекрасной панорамой заката, неожиданно расплакалась от переполнивших сердце непонятных чувств. Впервые в жизни девочка плакала не от обиды или боли, а от встречи с красотой и от ещё неосознанной, но уже прочувствованной невозможности остановить, удержать ускользающие мгновенья. Долго стояла она, глядя на неумолимо и безвозвратно уходящий день. А солнечный полукруг на необозримой степной глади всё таял и таял, как масло на сковородке, и когда совсем исчез, девочка шепнула ему: «прощай». Это было первое «прощай»… а сколько их было за прожитых ею вот уже полвека! Почему-то больше помнились расставания, нежели встречи.

Первой разлукой, вынесенной из детских воспоминаний, был переезд соседей куда-то. Они уезжали рано утром, и проезжая мимо, остановились, чтобы попрощаться. Запомнился золотисто-розовый рассвет и тёмный, почти чёрный, на его фоне верблюд, что уносил между горбов своих маленькую соседскую Жанат, с которой так хорошо игралось, смеялось и бегалось… Всё было так просто весело и понятно. Казалось, так будет всегда. Но Жанат уехала… Ничего с тех пор, ни тогда, ни позже; ни в разговорах родителей, ни в новостях, что привозили с собой случайные и не случайные гости, Ксения не слышала о ней. Да и жива ль ещё? Ведь столько минуло лет. Или покоится уже где-то под толщей земли! И вновь затуманилось сердце печалью.

Да-да, именно тогда, после прощания с уходящим днём стали приходить мысли о неизбежности смерти. Не раз до этого она слышала слова бабушки, которая, складывая в сундук какие-то свёртки. говорила: «это на похороны.» Ксюша, знала, что люди умирают, и их потом закапывают в землю. но ей казалось, что это случается с кем-то , кто вне её окружения, а милые её сердцу люди будут жить всегда. Но в тот вечер что-то подсказало ей, что такова учась всего-всего, что всё приходит и уходит, как отживший день. пожалуй, тогда и кончилось безмятежное, бездумное детство, и начались первые попытки осознать окружающий мир. по мере взросления всё чаще задумывалась Ксения о смысле жизни и своём месте в ней. Как оказалось, эти вопросы волновали всегда всю мыслящую часть человечества.

Откуда мы пришли?
Куда свой путь вершим?
В чём жизни нашей смысл?

– вопрошал Хайям. Да и многие-многие умы пытались найти ответ на два извечных вопроса: зачем живём и куда уйдём? Не хочет человек, да и не может, потому что мыслит, смириться с безысходностью и бесцельностью своего пребывания на земле.

Его пытливый ум, познавая жизнь, ищет всему разумное обоснование, логическую связь, причинно-следственную закономерность.

Вот и Ксюша, окончив десятилетку, пустилась в плавание по большому миру, не ведая сама, чего душа жаждет к какой цели стремится, откуда в ней это беспокойное томление и неудовлетворённость, что гонят её куда-то, заставляя сменять города, работы, увлечения…

Подобно Лермонтовскому мятежному парусу, она носилась в открытом море бытия, среди суровых житейских волн, доверчиво подставляя себя разным ветрам и веяниям. Но ничто не давало душе отрады и покоя, ибо как поняла теперь, не то и не там искала она. Но всему своё время, как сказано в Библии «есть время собирать камни и время их разбрасывать». Лишь совсем недавно Ксения узнала, что человек приходит в мир, чтоб за время земной жизни суметь воссоединиться с Творцом, дабы затем воскреснуть ином теле и иной реальности. И срок земной отпущен для поиска Бога и восстановления с ним связи, прерванной после грехопадения первых людей. А время так быстротечно… вся жизнь, как день один! Кажется, совсем недавно всходила юности заря, а глядь, уже лета склоняются к закату. Подобно осеннему ветру, что суровым дыханием своим, срывая листья, оголяет дерево, готовя его к зиме и покою — ветер времени на склоне лет сиротит человека, неумолимо унося за грань земного бытия одного за другим дорогих его сердцу людей, освобождая мысли от привязанностей, направляя их вслед за ними к вечности.

Ксения помнила, как сжималось сердце от жалости когда, приезжая из очередного своего далёка погостить домой, видела ещё более постаревшую бабушку. и вот уже давно нет и бабушки, и многих родственников и знакомых людей, среди которых так уютно жилось. Однажды, будучи на предприятии, где изготовляли металлические крышки для бутылок, она видела, как крышки со станка соскальзывают на ленту движущегося конвейера, а затем, дойдя до конца полотна, падают одна за другой в печь для обжига. Вот так и люди: явясь в мир попадают на конвейер жизни, чтоб потом поочерёдно исчезнуть.

Сменяются века, меняются народы,
С лица земли культуры исчезают.
Куда уходит всё? Что за порогом смерти?
Неужто только мрак и разложенье?
Или в иную жизнь за ней открыты двери?
— ложились в строчки беспокоящие мысли.
«О, вечно беспокоящая мысль!
Ты то, как друг, а то как враг приходишь,

— мелькнуло в памяти.

Откуда эта строчка? Где Ксения её слышала? И вспомнила. Так начиналось одно из стихотворений её первого мужа Павла. Они познакомились, когда ей было 21,а ему уже 30 лет. Как много он знал! Как увлекательно и интересно умел говорить! Как проникновенно читал стихи, – свои и чужие! Как искренне радовался каждой глубокой, оригинальной мысли, услышанной где-то, или встреченной на страницах книг, журналов и газет. И тут же спешил поделиться ею с Ксенией. Мысль рождала мысль, будила воображение, включала ассоциации, и они иногда беседовали часами, расширяя и углубляя обсуждаемую тему, незаметно переходя к иным уже понятиям, а точнее, поднимаясь на иные горизонты мысли. Заводилой и инициатором был, зачастую, Павел. Ксения же не только слушала его с удовольствием, наслаждаясь блеском его ума и эрудицией, но и принимала живейшее участие, радуя Павла своим вниманием и широтой знаний. И было им вместе и хорошо, и уютно, как бывает только между родственными душами.

Но как давно это было… как непоправимо давно! Навсегда врезалась в память сказочная красота Карпат, куда привёз её Павел после свадьбы, и где они прожили много лет в небольшом, уютном селе. У Ксении, выросшей в степи, аж дух захватывало от невыразимой красоты карпатских пейзажей, а горный воздух пьянил её. И нередко она, хмелея от окружающего великолепия, охваченная каким-то восторженно ликующим ощущением жизни, неслась по тропинке с горы к дому вприпрыжку, широко раскинув руки, как в далёком детстве, словно желая обнять и горы, и поблёскивавшую между ними железную дорогу, и беленькие домики, что разбросались по подолу гор, и высокое небо, и сочную ярко зеленеющую траву, обильно разукрашенную цветами. И, бывало, вся переполнясь впечатлениями и ощущениями, она переливала их в стихи. На всю оставшуюся жизнь хранит зрительная память всё виденное там.

Помнится, однажды они с Павлом пошли в гости к его сестре. Идти надо было через гору, поросшую лесом. Была середина лета — дивная пора в Карпатах! Разомлевшие от жары смереки источали смолистый дух свой, густой запах горных трав сладостно кружил голову, а ручейки игриво прыгая по камням, освежали воздух прохладным дыханием искрящихся на солнце, струй. Хотелось упасть на мягко пружинящую под ногами траву и глядя в бездонно высокое небо, слиться с природой, раствориться в ней. Повинуясь желанию, Ксения, сняв нарядное платье, легла под тенью могучего дуба, что стоял особняком на краю поляны. Густая трава приняла её тело в свои ласково-прохладные объятия. Ксения чувствуя кожей, щекочущее касание травинок и влажное тепло прогретой земли, погрузилась в какое-то блаженное оцепенение, похожее на забытьё. И был миг, полного слияния с окружающей природой, когда Ксения ощутила себя мыслящей частицей живого мира ответственной за всё, что происходит в нём. Вновь всплыла перед глазами потрясающая роскошь Карпат, увиденная ею в тот день, когда Павел впервые вывел её на полонину, и она, стоя на самом верху, смотрела на синевшие внизу горы, которые походили на застывшие в спокойном величии могучие валы в зелёных гребнях лесов.

И каждый год с весны до осени они с Павлом частенько уходили на плай или полонину, где Павел умело раскладывал костёр и угощал Ксению то печёными грибами, то, исчезнув ненадолго, приносил, завернув в большие листья лопуха, лесные ягоды. Как невозвратимо давно это было!

Женщина зябко поёжилась. Носимая во времени потоком воспоминаний, она и не заметила, что уже совсем смерклось и холодок надвигающейся августовской ночи даёт знать о себе. Ксения встала с пригорка, и встряхнув жакет, на котором сидела, накинула его на открытые плечи. Запрокинув лицо, залюбовалась усеянным звёздами небом. Как величественно прекрасен был ночной свод! Каждая мерцавшая из глубины космоса звезда была во много раз больше нашего солнца и недосягаема до жути. Аж дух захватывало от неизмеримой громадности космоса!

И человек осознаёт эту громадность, даёт ей имя, называя пространство бесконечным, а время вечностью. Если, как говорят атеисты, человека создала природа, то для чего ей нужно было вводить в его разум такие совершенно бесполезные для выживания биовида понятия, как бесконечная вечность. А вот если правы теологи и человек сотворён Богом, по образу и подобию Божию, то Бог, сам, будучи Вечным Создателем бесконечной жизни, влагает эти понятия в человеческий мозг для того, чтобы творение познавало Творца и само, будучи его частицей, жило и творило вечно. А если так, то эти, на первый взгляд, абстрактные понятия имеют для человека прикладное значение — резюмировала свои размышления Ксения и улыбнулась, поймав себя на том, что употребила слово, которым нередко пользуется её теперешний муж.

Ксения познакомилась с Никитой через год своего вдовства. Почти три года они переписывались, познавая друг друга эпистолярно. И вот уже ни один год, как они вместе, а её по-прежнему волнует его с эротичной, так ей слышится, хрипотцой голос. О, женщина! В дни юности и на закате лет она всё та же. Подражая Пушкину, можно сказать о ней: «Любовь и женщина- две вещи нераздельны. Ксения сбежала с пригорка и быстрыми шагами направилась к дому, который уже призывно искрился весёлыми огнями окон, где ждали её уют, тепло и ласковые руки Никиты.

***