ИНТЕРВЬЮ: Американский правозащитник-протестант ВЛАД КУСАКИН о христианской мотивации защиты гонимых и ситуации в Казахстане. Часть первая

Руководитель отдела религиозной свободы Mission Eurasia, Чикаго, штат Иллинойс, Влад Кусакин, правозащитник и публицист, в феврале этого года побывал в Украине с семинаром в рамках миротворческой серии, организованной Mission Eurasia и ее глобальными партнерами. В Славянске (Донецкая обл.) слушателями семинара стали лидеры христианских общин России, Украины и Средней Азии, которые искали пути разрешения конфликтов, возникающих в Евразии. Также Влад встретился в Киеве с членами Ассоциации журналистов, издателей и вещателей «Новомедиа», где рассказал о своей деятельности. Спикер ответил на вопросы о своей мотивации как правозащитника, о том, какие способы сейчас наиболее действенны в защите религиозной свободы. Рассказал о сложностях, с которыми сталкиваются христиане, особенно в Средней Азии, раскрыл тему диалога, основанного на библейских принципах и способного приводить конфликтующие стороны к примирению.

Представляем Вашему вниманию наиболее интересные фрагменты этой беседы.

Зачем защищать гонимых

— Скажите, Влад, что движет Вами в Вашей правозащитнической деятельности?

— Некоторые лидеры церквей не считают нужным трудиться для защиты христиан от гонений, объясняя это тем, что страдания предсказаны в Библии: «Если Меня гнали, будут гнать и вас» (Ин. 15:20). Однако все зависит от того, как рассматривать факты гонений: как события или как явление. Именно это различие объясняет мотивацию правозащитника.

В библейской притче о самарянине есть оба эти момента. Мы помним, что священник и левит прошли мимо человека, который был изранен разбойниками, они отнеслись к беде ближнего как к явлению. Самарянин же, увидев того, кто нуждался в помощи, написано, «сжалился». Он отнёсся к этому как к событию, т. е., воспринял это лично, реализовал своё сострадание практическим образом. Наверное, священник и левит каким-то образом мотивировали свое поведение. Размышляя над этой притчей, я пытался проанализировать собственное мышление.

Я помню тот момент, когда в районе Майами-Бич произошел конфликт между полицейскими и латиноамериканцем, который был под воздействием наркотиков. Он был с ножом. Полицейские стояли и держали его на прицеле, и в какой-то момент он бросился на них. Они открыли стрельбу и убили его. А кто-то снимал это на телефон с другой стороны улицы. Потом эту запись выложили в Интернете. Я подумал: «Докатился Майами-Бич, уже вооружённые разборки на улице происходят. Криминал разгулялся. Теперь будешь думать в следующий раз: а стоит ли в этом районе в кафе зайти?».

Это мои маленькие эмоции. В тот момент я отнёсся к этому как к явлению. Я не подумал об этом человеке, о его душе, о его семье. В этом вся разница. Если люди рассуждают о последнем времени и о том, что гонениям надлежит быть, это не значит, что они делают неправильно. Они просто рассуждают о другой сфере отношений и подходят к этому вопросу с точки зрения явлений. Но Писание нам говорит о том, чтобы мы подражали примеру самарянина, который отнесся к беде ближнего с глубоким участием.

Более того, в Послании к евреям 13:3 написано: «Помните узников, как бы и вы с ними были в узах, и страждущих, как и сами находитесь в теле». Этот стих отвечает на вопрос об уровне нашего отношения к тем, кто находится в узах. Но возникает вопрос: «Как?».

Когда я вижу страдания ближнего, гонения на того или иного пастора, я должен увидеть его слёзы, переживания его семьи, жены, детей. Я должен видеть его ситуацию. Я, естественно, должен сострадать. Реализовывать практически это сострадание по примеру самарянина, принимать его беду персонально и задумываться: «Если бы это коснулось меня лично, моей семьи, моего отца, моего сына, моего ближнего, моего пастора в церкви? Как тогда я относился бы к этому? Как к явлению?» Если бы я узнал, что моего отца арестовали и посадили в тюрьму за веру, разве я сказал бы: «Ну, последнее время. Что поделать?». Кто бы в здравом уме отнесся к этому так? Писание говорит: «Помните узников». И поясняет: как если бы и вы были с ними в узах. Вот это моя мотивация в этом служении.

Если же говорить о страданиях за веру, которые христианин сам готов принять, то это персональный выбор человека. Допустим, с пастором или кем-то другим что-то случилось, могу ли я думать, что так и должно быть, он должен страдать? Страдать или нет — это решать ему, а не мне. А мой выбор — это только помочь ему, и всё. Я не должен за него делать выбор.

В Средней Азии есть пастор, на которого заведено уголовное дело, абсолютно сфабрикованное. Он знает, что его могут арестовать. Он говорит: «Нет, я остаюсь здесь. Даже если меня убьют, даже если меня посадят, я буду делать то, для чего меня призвал Христос». Но если его посадят, я всё равно буду бороться за него всеми возможными средствами, какие есть сегодня в нашем распоряжении. И я считаю, что это нормально. Его выбор не притесняет мой, а мой — не препятствует его выбору. И он основывается на Писании, и я, и здесь нет противоречия.

Религиозная свобода сегодня

— Что можно сказать о состоянии религиозной свободы в современном мире?

— Мы долго искали механизм укрепления религиозной свободы. Есть два подхода к этому вопросу. Один называется «shame and blame», второй — «engagement». «Shame and blame» — это дословно «позорить и обвинять». Этот подход использовался после вступления в силу всемирной Декларации о правах человека после ряда международных соглашений, европейских, в том числе и Хельсинского соглашения в 1975 году, этот подход неплохо работал в Советском Союзе, который, кстати в 1975 году тоже подписал Хельсинскую Декларацию о правах человека (ее подписал Брежнев).

Почему этот подход работал? Потому что страны были обязаны выполнять то, что они подписали. Если они не предоставляли те или иные свободы своим гражданам, то на основании этих международных отношений их обвиняли в нарушении. Естественно, понижался их имидж. В Советском Союзе были гонения на христиан, но они тщательно скрывались. Возникает вопрос: почему атеистическая страна тщательно скрывала гонения на христиан? Из-за того, что СССР был участником и ООН, и Хельсинского соглашения. Был промежуток времени, когда международные договора работали, и когда за невыполнение этих договоров следовали определенные меры, были рычаги воздействия: экономические и так далее.

После 11 сентября 2001 года ситуация изменилась. Потому что Соединённые Штаты, которые всегда гарантировали выполнение этих договоров, сами были поставлены в ситуацию, когда вынуждены были нарушить соответствующие позиции. В том числе и в религиозной свободе, когда был принят «Патриотический акт». Мы понимаем, почему он был принят. Но, тем не менее, он шёл вразрез с теми религиозными свободами, которые были гарантированы в международных соглашениях. Хотя и до этого система международных соглашений и взаимоотношений была сильно подточена, а после 11 сентября она потеряла свою силу. В результате сегодня практически невозможно говорить со страной о нарушении ею прав верующих, потому что каждая страна делает это под прикрытием борьбы с терроризмом. Это то, что делают Штаты в соответствии с «Патриотическим актом». Они говорят: «Да, мы нарушаем, но мы боремся с террористами». Как это происходит в Штатах, так это делается и во всём мире.

Казалось бы, борьба с терроризмом не имеет прямого отношения к христианской вере в нашем понимании. Тем не менее, она используется для того, чтобы преследовать христианскую веру в первую очередь. Это хорошо видно на примере Центральной Азии, где принятие репрессивных антитеррористических законов на фоне коррупции никогда не приводит к реальной борьбе с терроризмом. Оно приводит к обогащению силовых структур, которые должны заниматься борьбой с терроризмом. Самая лёгкая и безопасная цель для этих структур — евангельские христиане. Вместо того, чтобы ловить террористов где-нибудь на границе с Афганистаном, гораздо проще приехать в какое-то село, накрыть там домашнюю группу по изучению Библии, где собираются шесть или семь старушек, и выписать каждой штраф, а потом отчитаться о борьбе с экстремизмом. Это не гипотетическая ситуация, это реальный случай.

Коррупция — это вообще страшная вещь. Она нивелирует все усилия страны в борьбе с экстремизмом. Потому что когда в одном пакете идёт коррупция и репрессивный закон, то он как раз усугубляет ситуацию с экстремизмом.

Опять-таки, возьмем страны Средней Азии. Там есть квоты на террористов. Например, в Казахстане: в каждом районе поймать такое-то их количество. Вопрос: а что, если террористов нет? Значит, их надо сделать, правильно? Поэтому едут к самому незнатному, небогатому человеку без родственников, какому-нибудь пастуху. Подбрасывают ему экстремистскую литературу, приезжают к нему домой, арестовывают его, при понятых находят эту экстремистскую литературу и требуют взятку в тысячу долларов. Откуда у него тысяча долларов? Он говорит: «Это не мое». Тогда они его по статье за экстремизм отправляют на пять лет в зону. План выполнен, «экстремист» найден, «виновные» понесли наказание.

Но это ещё не всё. Он попадает в зону со статьёй «экстремизм». Естественно, в зоне его подтягивают те, кто являются настоящими экстремистами. И, отсидев пять лет, он выходит из зоны уже готовым, состоявшимся экстремистом. А почему, вы думаете, казахи воюют в Сирии на стороне ИГИЛ? Там ведь полно казахов, узбеков, киргизов. Они-то откуда взялись? Их государства как раз и формируют базу для этого под эгидой борьбы с терроризмом.

Христиан используют, во-первых, как лёгкую цель, во-вторых, для баланса, потому что это исламские страны. Ведь когда правоохранительные органы начинают «прессовать» только мусульман, то создаётся как бы дисбаланс. Им нужно для приличия обвинить в экстремизме еще и кого-то из христиан. Вот то, что сейчас в Казахстане происходит.

В тюрьму — «за богохульство»

— В Казахстане адвентист седьмого дня Ыклас Кабдуакасов 28 декабря 2015 года был приговорен к тюремному заключению. Что Вы можете рассказать о его деле?

— Кстати, это первый протестант, заключённый за веру в той стране. Когда его выпустили из СИЗО, я как раз был в Казахстане. Он погулял месяц, подал апелляцию. Его обвинили в экстремизме, хранении экстремистской литературы. На самом деле эта литература не была экстремистской. Обвинили в оскорблении ислама, которое не было доказано никоим образом, и далее по списку.

В Казахстане практикуется «blasphemy law» — «закон о богохульстве». Де юре он существует в Пакистане, а де факто — в Казахстане. В этом судебном процессе было явно видно использование такого подхода, когда прокурор задавал вопросы. Он говорил Ыкласу: «Вы оскорбили пророка Мухаммеда». Ыклас ответил: «Как я оскорбил пророка?». «Вы сказали, что он грешник». А этот человек раньше был мусульманином, он хорошо знает Коран, говорит: «В такой-то суре написано: “Прощаются грехи твои”, — значит, он был грешником». И это диалог на светском суде между прокурором и обвиняемым! Де факто это «закон о богохульстве». Это то, что набирает обороты сегодня в Казахстане.

Ыкласу дали два года. Сначала дали семь условно, потом ужесточили приговор и изменили на два года заключения. Сейчас его отправили в зону. Жена, шесть детей, младший только родился — четыре месяца ему. Жена работать не может, живет с детьми в однокомнатной съёмной квартире, со всеми вытекающими последствиями. Мы стараемся помочь.

Надо сказать, что этот судебный процесс не был открытым. Они засекретили все материалы суда. Протоколы, свидетелей, — всё засекретили. Они выдворили радио «Свобода» из зала суда, не дали поприсутствовать на некоторых заседаниях и почти не разрешали снимать его журналистам.

Это был своего рода закрытый процесс. Потому что, если бы протоколы суда были в доступе, весь этот подлог со лжесвидетелями и с тем, что там было, открылся бы. Я мог ожидать от них всего, что угодно, но такого! В суде выступали лжесвидетели-студенты. Один говорит: «Я 15 раз приходил на встречу с Ыкласом, и он оскорблял мои религиозные чувства». Судья спрашивает: «Почему же Вы 15 раз приходили? Пришли бы один раз, оскорбились, да и пошли бы домой». Потом у этого свидетеля спрашивают: «А Вы хоть верующий?». А он говорит: «Нет». «Какие религиозные чувства были оскорблены?» Ответ: «У меня родители верующие». «А что, Ваши родители приходили на встречу?» Ответ: «Нет». «А Вы рассказывали им об этой встрече?» «Нет». Такие вот свидетели.

— Есть информация, что в том доме, куда приходили студенты на встречу с Ыкласом, были установлены скрытые видеокамеры. А ранее в этой стране были случаи, когда скрытую видеосъемку использовали, чтобы записать какой-то компромат на определенных людей?

— Я думаю, в такие ситуации ставили мусульман. Там очень много мусульман сидит.

— Что можно сказать о личности Ыкласа?

— Это очень простой человек, казах. Плохо говорит по-русски, бывший мусульманин. Он покаялся у баптистов, потом посещал адвентистов. Был евангелистом, гедеоновцем. Распространял Писание, активно проповедовал. Я с ним встречался лично. Когда его отпустили из зала суда, он приехал в церковь, мы с ним общались.

Первое, что он спросил, обращаясь ко мне и к пастору: «Братья, дайте мне какую-нибудь справку, чтобы я мог распространить эти Новые Заветы, которые у меня остались. А то они меня опять арестуют».

В Казахстане нельзя таких справок выдавать — закон такой. Но сам факт мышления этого человека… Представляете: он только что вышел из тюрьмы! Когда его посадили в КПЗ, к нему подсадили двух экстремистов, в надежде, что они окажут на него давление. Экстремисты через неделю потребовали, чтобы их перевели в другую камеру, потому что он «замучил» их своим Иисусом, и они могут пожаловаться, что против них «пытки» применяют. Это факт. Я с ним разговаривал. Он настолько прямолинейный и настойчивый христианин.

— Известны ли условия содержания Ыкласа? Разрешены ли посещения?

— Он на общем режиме, поэтому, думаю, посещать его можно. Его отправили по этапу в город Павлодар на северо-востоке Казахстана. Он попал туда в середине января. Вот его адрес: Ыклас Кабдуакасов, г. Павлодар, учреждение АП-162/3, 4 отряд. Туда можно присылать открытки. Я думаю, это будет очень здорово, если люди будут писать ему открытки со словами поддержки. Однако в таких открытках нужно воздерживаться от прямого цитирования Библии, иначе их просто будут отклонять под предлогом того, что это религиозная пропаганда. Надо писать что-нибудь человеческое: «Любим тебя, молимся, поддерживаем, благословляем». Это будет здорово, потому что многие братья, побывавшие в заключении, свидетельствуют о том, что первое, чем искушает в тюрьме дьявол, это мыслями о том, что тебя все бросили. Что ты никому не нужен и твои страдания напрасны. А когда люди получают поддержку со стороны, это очень сильно укрепляет их веру. И написано же: «В темнице был, и вы пришли ко Мне» (Мф.25:36). Открытка — это эквивалент посещения, и для него это будет огромная поддержка.

— Есть ли надежда, что можно оспорить приговор по делу Ыкласа? Были ли прецеденты, когда оспаривались подобные сфабрикованные дела в этой стране?

— Да, приговор будет оспариваться в Верховном суде. Сейчас этот материал находится там. Такой прецедент был. Пастор Ержан Ушанов был оштрафован. По-моему, он несколько дней провёл в заключении. Его дело было оспорено в Верховном суде, он выиграл и даже получил компенсацию. Мы надеемся, что Верховный суд Казахстана в этот раз также примет правильное решение. Кстати, я веду блог в Интернете, посвящённый религиозной свободе, на русском и английском языках. Следите за обновлениями.

— А каков образ настоящего экстремиста?

— Если же говорить о настоящих экстремистах, я думаю, что это люди, которые не могут реализовать свои религиозные убеждения надлежащим образом. Потому что процесс превращения в экстремиста где-то начинается. Из многих дел по экстремизму, которые я анализировал, было дело о казахском пожарнике, подорвавшем себя в Афганистане и убившем местных солдат. Этот человек был пожарником, он хотел спасать людей. Каким образом его желание «спасать людей» превратилось в желание «убивать людей» — вот это интересный вопрос.

Я думаю, что здесь, безусловно, существует исламский фактор. Потом фактор государства, которое не даёт человеку реализоваться в той вере, в которой он хотел бы реализоваться. Я разговаривал по этому делу с одним из пасторов, и он мне сказал такую мысль: «А этот пожарник — он же по сути чистый харизмат был. Он так хотел к Богу, но государство сдавило христианские церкви настолько, что отрезает путь в церковь таким, как он, и многим другим, подталкивая их к неверному выбору и к неверной реализации внутренней жажды, внутренних устремлений в поисках Бога». Этот человек попал на неправильный путь, его подтянули к себе уже состоявшиеся экстремисты, и он просто пошёл в другом направлении. Здесь играет роль отсутствие возможности реализовать свои религиозные убеждения правильно. Это один из серьёзных факторов, на мой взгляд.

(Продолжение следует)

Записал Валентин Озеров для «Портала-Credo.Ru»