Творчество Ирины Реки

Река-Мироносица

***

Ни в далеком царстве, ни в тридевятом государстве, а в теплом лазурном море жила золотая рыбка. Это была необычная рыбка. Она любила петь песни на высоких волнах: о страхе и боли, о любви и счастье. Никто не слышал ее песен. Только серенький краб, прятавшийся у подножия скал, до которого доносились обрывки стихов, пытался уразуметь их значение, но, так ничего и не поняв, оставил навсегда эти попытки, решив, что мир не без странных существ.

Но однажды к берегу пришел человек и был очарован дивными песнями.

«Я поселю тебя в самый прекрасный аквариум на свете. Ты будешь петь для меня», — сказал он.

«Аквариум — это хорошо, — решил краб, забираясь в сумку человека, — Там всегда спокойно и сытно».

Аквариум был действительно прекрасный. В нем было тепло и светло. Цветные камешки устилали его дно, а на зеленой травке сидели улитки, с любопытством смотревшие на новых обитателей.

«Р-рай», — подумал краб и с чувством полного блаженства завалился под камешек.

Но рыбка в аквариуме скучала и молчала. Ей не хватало яркой луны в ночном небе, белой пены на гребнях волн, соленых брызг и веселой стайки дельфинов на горизонте. День проходил за днем, а рыбка молчала. И тогда человек понял, что она может замолчать навсегда.

«Я буду приходить к тебе, чтобы слушать твои песни», — сказал человек и понес рыбку к морю.

В аквариуме под камешком остался сидеть и наслаждаться спокойной и размеренной жизнью серенький краб. Он никогда не понимал ни странных песен этой рыбки, ни человека, которому они нравились.

«Меньше народа — спокойней в раю», — трезво рассудил крабик.

А человек, лёжа на большом камне на берегу моря, слушал, как на высоких волнах поет его рыбка, о воле и неволе, о любви и счастье, о яркой луне в ночном небе, соленых брызгах и о человеке, сумевшем понять ее странную душу и песни, которые она помнила от Едема.

1999 г.

***

Я — тающая снежинка в Твоих руках. Когда-то я была снегом, не знающим о том, что он умеет таять. Но от тепла Твоих рук снег растаял: я — капли воды в Твоих ладонях.

Я — растаявший воск в Твоих руках. Когда-то я была незажженной свечей, не знающей, что она может дарить свет и тепло. Но от жара Твоего сердца зажегся огонь, и капли воска остались на Твоих ладонях.

Мне не быть больше снегом.

Возможно, когда-нибудь я угасну.

Но я не жалею ни о чем, потому что таять для других — это счастье, которому учил меня мой Учитель.

***

Я стою на самой средине храма.

Хоровод свечей на стенах и фрески. Я не видела таких фресок в других храмах. Это лица святых людей, отдавших свои жизни за Христа. От пламени свечей их лица сияют и кажутся лицами ангелов. Этот свет отражается и в моей душе. Что переживали они? Что это за радость — удостоиться страдать за Господа? Как постичь эту неземную радость? Как прикоснуться к ней душой? Святые люди молча смотрят со стен.

Высоко вверху солнечные лучи играют в цветных стёклах витражей. А под самым куполом — белый голубь. Я поднимаю руку и голубь опускается на мою ладонь, взбирается на плечо и касается своим крылом моей щеки.

Музыка существует здесь сама по себе. Откуда она приходит и куда уходит?

Это храм не моей души.

Я бы хотела здесь жить, чтобы хранить эти фрески. Я бы хотела иметь крылья, чтобы подниматься и вытирать цветные стёкла, пусть здесь будет больше света. Я бы хотела всегда чувствовать прикосновение крыла белого голубя.

В этом храме бывают многие люди. Но сегодня я здесь одна. Этот вечер для меня. Один из лучших вечеров в моей жизни.

И всё же я не могу здесь остаться.

Когда я уйду, эхо той музыки, что я слышала здесь, будет звучать в моём сердце. Мои мысли — мои волхвы будут возвращаться в этот храм. Потому что звезда, приведшая их сюда, всё ещё стоит над его прекрасными куполами.

***

На душе зима. Пепелище, оставшееся от вчерашнего костра, покрылось снегом. Снег укрыл всё, что когда-то радовало, вдохновляло и давало силы жить, всё, что уже отболело, откричало, отплакало и теперь только тихо стонет под снежным покровом Божьего утешения. Пусть идёт снег, галаадский бальзам на обожженную душу.

Когда-нибудь этот снежный мир пройдёт и сюда прилетят птицы. Они споют мне песню о том, что боль не вечна, что нет неисцелимых ран, что Бог дуновением времени осушает все слёзы. Солнце своими ласковыми лучами превратит снег в чистую росу и земля, напоённая ею, произведет росток — новой жизни, новых надежд и новой любви.

***

Мои истории — как загонщики, загоняющие волка на охоте. Но я не охотник, я просто люблю. А любовь не неволит, она отпускает на свободу. Я могла бы вбивать по истории в каждую твою косичку, Самсон, но я отпускаю тебя на свободу. Ты свободен, мой друг.

Но если однажды холодной ночью я услышу твой долгий тоскливый вой, я пойму, что ты зовёшь меня и тоскуешь по охоте. И я отвечу: “Я уже иду, и загонщики мои — со мною”.

 

***

Поздно вечером в одном из окон старого замка был виден свет. Это было окно библиотеки. Если бы мы заглянули туда, то увидели множество полок с книгами. Они поднимались до самого потолка и закрывали все стены библиотеки. Здесь можно было найти всё: от учебников естествознания и популярной психологии до сочинений классиков и трудов богословов. В центре комнаты стоял огромный дубовый стол с резными перилами, украшавшими его поверхность с трёх сторон. На столе стопками лежали книги, в деревянном стакане — перья для письма. Три свечи на подсвечнике освещали открытую книгу. За столом сидел человек и, подперев голову руками, читал.

Это был хозяин дома, молодой человек около тридцати лет. Если бы его немногочисленные слуги не знали, что хозяин часто уединяется в библиотеке, его бы по праву считали повесой. Ещё вчера подъезд их дома был ярко освещён. К нему подъезжали экипажи, из которых выходили нарядные дамы, и обходительные кавалеры спешили с почтением подать им руки. Они поднимались по мраморной лестнице в зал, где хозяин устраивал танцы.

Он любил танцевать, был галантен с женщинами, обожал своих друзей и никак не чуждался радостей и буйства жизни. Но когда последний гость покидал его жилище, он шёл в эту комнату, садился за стол и читал. Книги были его лучшими друзьями. Непонятная, невысказанная тоска проникала в его сердце. Душа искала и жаждала горнего, где Христос сидит одесную Бога. И слова прекрасной молитвы проникали глубоко в его сознание и пленяли все его помыслы в послушание Христу.

“Владыка дней моих! Дух праздности унылой,
Любоначалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия не даждь душе моей.
Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,
Да брат мой от меня не примет осужденья,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи”.

Вздрогнуло пламя свечей. Человек уже знал, что в следующее мгновенье волна нежности коснётся его сердца. Она уже разливалась по комнате, серебрила корешки книг на полках и сияла на той странице, которую он читал.

Он не мог ничем объяснить это явление, но всякий раз ожидал его. Он не знал, что в комнате в это время находилось ещё одно существо.

Когда в окне библиотеки загорался свет, ангел в женском обличьи посещал молодого человека. Она чуть касалась своими руками его волос и смотрела через его плечо в книгу, лежащую перед ним на столе. Если бы она могла проникнуть в эту книгу и воплотиться в каждый женский образ, возникающий на её страницах… А иногда ей хотелось стать просто женщиной, чтобы приносить ему чай, когда он устанет, шептать на ухо ласковые слова и согревать своим дыханием его руки, затачивать перья и менять свечи на подсвечнике.

Человек оторвал взгляд от книги и поднял голову. В окно медленно начинал заплывать рассвет. “Пора отдыхать”. Он встал, задул свечи и, всё ещё чувствуя присутствие нежности, отправился в спальню.

Ангел последовал за ним. Ах, если бы он услышал её шаги, если бы он мог уловить шелест её платья… Но нет, он слишком устал. Она дождалась, пока человек уляжется и тихо присела на край постели. Улыбка чуть тронула её губы, когда она смотрела, как человеческое существо, которое она охраняла своими крыльями, засыпало.

За окном падал тихий снег. И ангелу казалось, что на землю сходит умиротворение. “На Земле мир и в человеках благоволение”, — вспомнились ей слова Писания. “Мир на Земле”, — еле слышно произнесла она. “Мир на Земле”, — прошептал сквозь сон человек. И они оба улыбнулись.

Рождество 1999 г.

Покаянный псалом
Ни боли, ни страданья, ни печали,
Казалось, дни те мне не предвещали,
Когда вопрос — любить или любимой быть — решила:
Не буду больше я любить, и не любила.

То время минуло. Моя душа молчала,
Уставшая от бешеного шквала
Минувших чувств, и штиль свой охраняя,
Шла к пропасти, беды не замечая.

Любовь и боль при ней — пакет единый.
Непостижимы этого причины,
Но, вероятно, в небе на совете
Их решено было хранить в одном пакете.

Душа не знала этой связи тонкой,
С купелью выплеснула и ребенка:
Не принимая боли и страданья,
На землю вылила любви очарованье.

Но благ наш Бог — Сам пережив мученье
И не отрекшись от любви благословенья —
Он осветил души больной затменье
И показал жестокость заблужденья:

Пустая жизнь… Ни звука, ни движенья,
Ни запаха, ни вкуса. Мрак и тленье.
Спокойствие ушедшего в могилу.
Мне лучше было, когда я любила…

И даже скорбный путь любви – отрада.
Раскаиваюсь в двух шагах от ада,
И принимаю жизни весь букет.
Дай жить, дышать, звучать и видеть свет.

О.В.С. посвящается
Моей души надломленную трость
Никто бы доламать не смог,
Когда Сам Бог
Руками Вашими и Вашею молитвой
Росток надломленный для жизни приподнял,
И лён курящийся моей надежды, воли, веры
Любовью Вашею как пламенем объял.

Прощание

Псалом 136
При реках Вавилона сидели мы и плакали, вспоминая о Сионе.
На вербах посреди его повесили мы арфы наши.
Не поются песни на чужой земле.
Как искры от костра затоптала разлука звуки души.
Как забуду о тебе, Иерусалим, город мира?!
Птицей небесной память взмывает ввысь и стремится к садам твоим,
Листом осенним припадает к ступеням храма твоего,
Струями дождя как слезами омывает купола твои,
Светлыми каплями гладит резные твои окошки.
Увижу ли стены твои, город мой?
Станут ли ноги мои в воротах твоих, отрада моя?
Услышу ли шепот маслин твоих и журчание твоих источников?
Коснусь ли руками камней твоих священных?
Яркий мой луч, светлая боль,
Песня последняя,
Печаль моя,
Иерусалим…

***

Я не слышу Тебя в громе слов людских,
От обстрела их хочу прятаться,
Нелюбовные, безусловные,
Словно камни с горы они катятся.

Под воззвания Божьи рядятся,
Обличениями подхлёстывают;
Не надеждой, не вдохновением,
А упреками обтесывают.

Тишина моя, дароносица,
Слова Бога в ней так отчетливы,
Не напористы, не суетливы,
Понимающи и заботливы.

В них — спокойная рассудительность.
В них душа моя умывается,
Утешается, утомленная,
И из рубища выбирается.

И когда завершат свою миссию
Все нелепые проповедники,
Слово вечное, слово Божие
Подойдет ко мне добрым советником.

В тихом веянии покружится,
Успокоит прикосновением,
Провиденья пледом укутает,
Перевяжет раны смирением.

Мудрость слушаю, не дыша почти,
Примостившись у печки укромненько.
И в молитве неспешной, искренней
Начинаю я путь паломника.

***

Одиноко и холодно у Религии формы:
Ритуалы и правила, предписания, нормы…

И буква закона – как прокрустово ложе.
И тесно душе в сей «шагреневой коже».

Так уютно и солнечно у Религии сердца –
Здесь можно прижаться, и можно согреться,

И можно утешиться ласковым словом,
Забыть про печаль, снять обиды оковы;

И поделиться радостной вестью;
И знать, что поймут; что не выстрелят местью.

О как же мне хочется искренней дружбы,
Где зависти нет, притворяться не нужно,

Где нет конкуренции, манипуляций,
Строгого менторства, злобных нотаций.

Боже, открой мое сердце для света,
Духа любви благодатного лета.

Дух есть свобода, величье смиренья,
Кротость и нежность, грехов всех прощенье.

Сделай меня христианкой «по сердцу»,
Мирром Твоим смажь скрипучую дверцу

Жесткой души, и зажги комелёк,
Чтобы согреть всех, кто в «форме» продрог.

***

Они оба знали, кто они. Один уставший, обессиленный сорока днями голода и жажды, в потной одежде. Второй – уверенный, демонстрирующий свое превосходство, силу и власть. Они встретились среди пустыни, в космосе, на планете, обманом захваченной врагом.

Первый сидел на камне, глядя в песок. Второй подошел к Нему и протянул руку, предлагая помощь. Первый поднял голову, поглядел на Него, медленно встал и пошел прочь. Второй догнал Его и преградил Ему путь.

Они стояли друг против друга, глядя в глаза друг другу. Не нужно было слов. В их взглядах было все: для чего пришел на эту планету Один, и почему оказался среди этой пустыни другой.

Любовь, которую нельзя было скрыть за завесой сожаления о падении этого другого, и скорбь о его низвержении с небес. И сквозь прищуренные глаза другого – затаенная игра: «Посмотрим еще, кто кого».

Один – оставивший небесные дворы, поклонение ангелов и всех небожителей, и сошедший чтобы умереть за Свое творение. И другой – желающий поставить престол свой выше звезд Божиих.

Так они и стояли, зная, кто они, и глядя в глаза друг другу, пока Один не произнес:

— Для чего ты пришел?

И второй ответил:

— Если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами.

— Написано: не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих, — ответил Первый.

И враз они оказались на крыле храма, и второй сказал:

— Если Ты Сын Божий, бросься вниз, ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе, на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею.

И Первый вновь произнес:

— Написано также: не искушай Господа Бога твоего.

И вот уже они оба стоят на весьма высокой горе и второй показывает Первому все царства мира и славу их:

— Все это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне.

Тогда говорит ему Иисус:

— Отойди от Меня, сатана, ибо написано: Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи.

И оставил Его диавол, и приступили к Нему ангелы и служили Ему.

Ты думаешь – это случилось давно и где-то далеко? Нет. Пустыня – это твое сердце. Они стоят сейчас здесь, друг против друга и смотрят в глаза друг другу. Изменились времена и обстоятельства, но они все еще стоят. Один –в уже обагренной кровью одежде, с пробитыми руками. Второй – как раненый зверь, знающий, что немного ему остается времени, и кусающий всех, до кого еще могут дотянуться его зубы, впившиеся однажды в плоть Христа.

Они оба — у ТЕБЯ в сердце. Один желает сотворить там мирную обитель и вечерять с тобой. Второй — превратить его в груды развалин, сгорающих навечно в озере огненном.

Первый говорит: «Побеждающему дам сесть со Мною на престоле Моем, как и Я победил и сел с Отцем Моим на престоле Его».

Второй все еще лепечет: «Будете, как боги… Нет, не умрете… Подлинно ли сказал Бог…»

Два взгляда в твоем сердце. И выбор неизбежен.

Время на исходе. Чью сторону ты займешь?

Выбирай. Время выбора – сегодня.

 

 

***

А на других планетах — мир…
На всех других планетах – счастье…
Не знают войн, не знают бед,
Ни эпидемий, ни ненастий.

Там тихо плещется река,
Не угрожая наводненьем,
И ветер не срывает крыш,
Переполняя мир смятеньем.

А океанов вовсе нет,
Ведь там потопа не бывало.
Цунами, руша все вокруг,
Их берега не накрывало.

Там нет пожаров — всё в цвету.
Звезда их землю не палила.
И засуха из года в год
Их урожаи не губила.

Там нет болезней и смертей,
Не носят маски и перчатки.
При встрече руки жмут друзей,
И не боятся лихорадки.

Нет обездоленных детей,
Как нет убитых во утробе;
Блуда, наркотиков, страстей,
Вещей бесстыдных в гардеробе.

Там нет крушения надежд,
Нет злобы, зависти, насилья.
И нет потерь. Не стонет мир,
Захлебываясь от бессилья.

Там лев с ягненком ест траву;
Волчица с маленьким козленком
Пасется мирно на лугу;
Дитя играет с медвежонком…

Там тоже дерево росло,
Что им могло открыть познанье
Добра и зла. Но их рука
Не поднялась в непослушаньи,

И не сорвала плод с ветвей,
Манящий: «Будете, как боги»,
Открыв Пандоры ящик сей,
Принесший горе и тревоги.

Не нарушая слов Творца,
В виссон из святости одета,
Ты тоже так могла бы жить,
Моя уставшая планета.

И на серпы перековать
Твои мечи, твои ракеты,
И кротко голову склонять,
Когда твой Бог дает советы.

И был бы мир твой как река,
И радость бы текла потоком.
Ну что ж ты медлишь, поспеши
И возвратись к своим истокам.

В начале – Слово, Слово – Бог,
И ты в руках Его родилась.
Ах, как молю я, чтоб сейчас
Ты в покаянье облачилась!

Там, на горе стоит тот Крест,
Где все грехи твои распяты.
Его любовь греха сильней,
И милость над судом поднята.

И растворятся облака,
Открывши путь царям с востока,
И ты забудешь про века
Страданья, боли и порока.

Прекрасным будет твой рассвет –
Идя дорогою святою,
В созвездье Божиих планет
Войдешь подругой дорогою.

И в горний свадебный чертог,
Отдернув вечности завесу,
Введет тебя на пир твой Бог,
Словно прекрасную принцессу.

***

Баюкала мама маленьку дитину,
Тихо вуста шепотіли до сина:
«Спи, моя ніжна кохана дитинка.
Спи, моя світла коштовна перлинка.
Спи, мій рідненький. Лиш очки закриєш,
Казку побачиш, майбутнє намрієш.
Янголи світлі і білі хмаринки
Вкажуть до дивного краю стежинки.
Виростеш сильним і крила розправиш,
В мудрості й істині шлях свій направиш.
Стежка твоя хай в житті пролягає
В мирі й любові від краю до краю.
А милість і прощення серце вкрашають,
Слова твоїх вуст до добра закликають.
Рука твоя хай на добро простягнеться —
І вістка блага у серцях озоветься.
А як стане тяжка біда на дорозі,
Молися до Бога, бо сила лиш в Бозі.
Не думала мама, що ця колискова
Збудеться сповна від слова й до слова.
І буде стояти заплакана мати
І серцем стражденним до Бога благати.
А Хрест височить, наче Небо й не чує.
Але тим мовчанням спасіння дарує —
У Божому Сині відкрилась дорога
До вічного щастя, безсмертя й до Бога.
І стала відома ця тайна людині:
Від віку й понині – спасіння у Сині!

Друзьям
Есть Божий дар — рассеять тьму, когда темно,
Почувствовать на расстояньи состоянье друга;
Стучит ли дождь иль завывает вьюга,
Примчаться, прилететь,
В дверь позвонить и постучать в окно.

И вот уже на кухне, не спеша
В беседе дружеской, за чаем и печеньем,
Не надивясь Господним провиденьем,
Оттаивает мерзлая душа.

Мои друзья — бесценный дар от Бога,
Мы вместе через многое прошли.
Сказать ли, что теряли? Нет, нашли –
Что если рядом друг, светлей была дорога.

Среди богатств земных, что даны небесами,
Одно имею я наверняка —
Щедра над нами Божия рука –
Пусть люди дорожат различными вещами,
А я, мои друзья, богата вами!

***

Пустыня. Воздух раскалился добела. Солнце немилосердно. Песок как угли в жаровне. В пещере дышать немного легче. Но мысль о том, что снаружи раскалённые камни, убивает.

Может быть здесь находился однажды пророк Илия. Глаза устало осматривают пещеру. Вон вдали оставленный кувшин. Может это тот самый, из которого поил Илию ангел. Нет сил подняться и взять его. Не дотянуться до него. Да и зачем? Какая в нем может быть вода?

Сюда пришел к Илие Дух Святой. Может быть, Он придёт и ко мне. Сухие, истрескавшиеся губы шепчут: «Приди, Дух Святой, не дай мне здесь умереть. Твоя любовь лучше всякой земной любви. Твой голос лучше любого другого. Твоё прикосновение, Твоя нежность лучше любой человеческой ласки. Я жду Тебя, Друг мой. Если Ты придёшь и оживишь меня, я… нацарапаю на стене пещеры — Я дождалась, слава Господу. И для тех, кто здесь будет после меня, допишу — Вы дождётесь, аминь”.

Кто-то подошел ко входу и остановился. Нет сил открыть глаза. Угасающее сознание отметило, что стало прохладнее и легче дышать. Он подошел совсем близко. В лицо повеял легкий ветерок и зашевелил волосы на голове. “Неужели Ты пришел?!” Не открывая глаз, я вижу, как чья-то рука подносит к моим больным губам тот самый кувшин с водой. Жизнь возвращается.

Я поднимаюсь и куском камня царапаю на белой стене заветные слова.

Снаружи доносится запах жасмина. Я выхожу из пещеры и вижу прекрасный сад. Цветут деревья и жасминовые кусты. Я ещё не знаю, куда я иду. Но тот ветерок, который гладит мои волосы, Он скажет. Я пойду всюду, куда Он ни пошлёт. И я всегда буду с тихой радостью вспоминать эту пещеру и мои святые письмена на стене: “Я дождалась. Аминь”.

***

Ожидание стало мною, а я стала ожиданием.

В Хорафе была прекрасная вода и вороны утром и вечером приносили мне пищу. Но сегодня птицы не прилетели, а поток высох. И, опускаясь перед Тобой на колени, я почувствовала себя Агарью, а этот большой город показался мне пустыней, где она умирала.

Оглушительно прозвучали слова: “Я поведу тебя дорогой, которую ты не знаешь”. Что это значит, Господи? Но что бы это ни значило, ясно одно — Ты не оставишь меня здесь.

Я знаю, когда закончится этот перевал, моим глазам откроются тихие воды и злачные пажити. И, глядя на то, что приготовил для меня Господь, я буду думать, что не напрасно я карабкалась по этим острым камням. Уже веет из-за перевала тихий ветер и доносит запах трав и полевых цветов. Но глаза не видят ничего, кроме безжизненных камней и хмурого неба над головой.

И всё же я знаю — мой Пастырь со мной. Я слышу Его голос, и это всё, чего я хочу. Но однажды прозвучали Его слова: “Не хорошо быть человеку одному”, — и ожидание стало мною, а я стала ожиданием.

Я всматриваюсь в лица прохожих, ожидая увидеть тебя. Я всматриваюсь в лица водителей, сидящих в машинах около моего подъезда. Я ожидаю увидеть тебя в метро или услышать твой голос в телефонной трубке. Я буду всегда тебя ожидать.

Я сберегу в своей душе ту ясную звёздочку, которая была мне подарена свыше. И если я когда-нибудь доберусь до этих лугов, там за перевалом, и там окажешься ты, я постараюсь, чтобы эта звёздочка засияла в том венке из полевых цветов, который я сплету для тебя.

Светлячки
Кошка Матильда, овчарка Ирмира,
Вы мне дороже чем злато Офира.
Божьи творения наши зверюшки —
Хвостики, лапки, глазенки и ушки.

Всё это создано для умиления,
Для восхищенья и сердцесмягчения,
Чтобы учиться у них доброте,
Детской наивности и простоте.

Рыжий волчонок и комнатный львенок,
Если вы рядом — я снова ребенок.
Вы украшенье не дома, а мира!
Кошка Мотюшка, овчарка Ирмира!

Папе

Откр 21:4

Я хочу жить с тобой в вечности, сидеть возле нашего дома на лавочке вместе с тобой, «под своей смоковницей и своим виноградником». И знать, что с тобой никогда больше этого не случится. Буду смотреть в твои улыбающиеся глаза.

Я горжусь тобой. И счастлива, что ты – мой друг. Я благодарна Небесному Отцу, что ты – мой земной отец, навсегда.

Слишком длинно для надгробия. Слишком коротко для моего сердца.

Я устала от фарисеев,
От напыщенных их речей,
Средь лукавого благочестия
Неуютно душе моей.

Я тоскую по другу милому,
С ним так просто и так легко
Было в жизни и будет в вечности,
Там, где сказочно-высоко.

Не носил он масок фальшивых,
И что думал — то говорил,
Если весело было – смеялся,
Когда тягостно было — грустил.

И когда Клеопатра в фильме
Сына Цезарю родила,
По его щеке вдруг украдкой
Умиленья слеза стекла.

И друзья его здесь любили,
Уважали. И в честь него
Все из ружей своих палили
В день последний земной его…

Не позвонит уже, не расскажет,
Как он трудится летом в поту,
Как на даче растут помидоры,
И клубника поспела в саду…

Я тоскую по доброму папе.
Друг от друга мы так далеко.
Да, мы встретимся в вечности где-то,
Там, где будет всегда легко.

Подойду к нему сзади неслышно я,
До его дотронусь плеча,
Утону в его добрых объятиях,
Что-то нежно ему лепеча.

И увижу снова сияние
Его серых веселых глаз,
И никто, и ничто на свете
Не разлучит во веки нас.

***

На вершине одиноко
Сиротинушке стоять.
И о жизни сей высокой
Ни спросить, ни рассказать…

А в долине — тьма народа.
Есть вопрос – и есть ответ.
Но своя рубашка ближе,
И у каждого «свой свет».

Каждый горд «своею правдой»,
И в лукавой правоте
Всяк бывает одиноким,
Как и я на высоте.

В тьме болотистой увязли,
Не поделят суету.
Эту «мудрость» не под силу
Мне поднять на высоту.

Не о том спросить хотел я.
Да видать ответа нет
Там в долинах. На высотах
Надобно искать совет.

Тень крыла скалой промчалась —
И полет я сей узнал!
Оглянулся – предо мною
Чайка Ливингстон стоял.

— Посмотри, какая стая
Нас, крылатых птиц-людей.
Правда здесь одна — святая.
Дай же руку! Да смелей!
В небе нету одиноких,
Тем и крепок Божий стан.
Ну, а если есть вопросы –
Обращайся. Джонатан.

На призыв я вмиг ответил
И поднялся на крыло.
Как прекрасно жить на свете!
И с друзьями повезло…

***

На мелодию Александра Иванова «Я буду помнить только эти глаза всегда»
Я буду помнить путь, которым вел Господь.
Я буду верить, что каждый день жизни не зря мной прожит.
/Смотри, как старый пароход
Под грузом мыслей и хлопот
Вот уплывает от причала старый год./ 2 р.

Я буду помнить год, которым вел Господь.
Я буду верить – все споры-раздоры навеки пройдут,
Когда возьмутся все за руки,
И забывая скорбь и муки,
Покой и мир под кровом Господа найдут.
Когда возьмутся все за руки
Все папы, мамы, дети, внуки,
Единство в вечной Церкви Божией найдут.

Я буду помнить жизнь, которой вел Господь.
Я буду верить – луч вечной зари осветит меня.
Когда Господь, Спаситель мой,
Со свитой ангельской святой,
Они придут и заберут меня домой.
/Когда Иисус Спаситель мой
Во славе вечной неземной,
Ведь Он придет, Он заберет меня домой./ 2 р.

Я буду помнить. Я буду помнить.
Я буду верить. Всегда.

На мелодию Александра Иванова «Милый друг, ушедший дальше, чем за море» («Я зову дождь»)
Милый Друг, вошедший в Небо, во Святилище,
Приклонись с небес высот, поговори со мной.
Среди шума жизни здесь, в земном чистилище,
Так хочу услышать тихий нежный голос Твой.

Как ответ на все вопросы мироздания,
Как совет на все душевные терзания,
Как садов весенних майское дыхание,
Как росу с небес, как радуги сияние.

Припаду к святому чистому источнику,
Душу напою красой Твоих предвечных слов.
Помолись обо мне Отцу в вечной гавани,
Чтобы не было больше других маяков.

Ведь Ты – ответ на все вопросы мироздания,
Ты – совет на все душевные терзания,
Ты – Утешитель в минуты отчаяния,
Ты – мой Бог. А я… я просто раскаяние.

О, мой Господь, о мой Иисус,
Ты прогони набежавшую грусть,
Радость спасения мне подари,
Светом дорогу мою озари.
О, мой Господь, Дух Твой Святой
Душу мою пусть наполнит Собой.
Ты успокой и меня обними
Как в прежние дни.

И припаду к святому светлому источнику,
Душу напою красой Твоих предвечных слов.
/Помолись обо мне Отцу в вечной гавани,
Чтобы не было больше других маяков. / 2 р.

***

«Не Ахматова, не Цветаева.
В чем здесь смысл? Где изящный слог?
Как цветами играю словами я,
Кубик Рубика – мой итог».

Да. Не шикарная философия,
На развилке семи дорог
Претендующая на мудрость…
Или жмущая на курок.

Не высокая теология.
Не извечной морали урок.
Не догадки сиянье яркое.
И не с Неба срочный звонок.

Не извилистая психология.
Не напористый сзади гудок.
Просто мысли. О прошлом, о будущем.
И о нынешнем несколько строк.

Просто сердца скупое прозрение,
Уголок для души мой стих.
Канут в Лету мои откровения,
И никто
не узнает
о них.

Критикам моим и чужим
Милый друг, чем смеяться всуе,
Выдавать на-гора гнильё,
Попытайтесь открыться миру –
Написать что-нибудь своё.
Напишите, что вас окрыляет,
И куда направлен ваш бег.
Заодно понять постарайтесь,
Кто вы — хейтер иль человек.
Человек – это образ Божий,
Это мудрость и конструктив.
Если нету в вас «доброго, вечного»,
То под чей вы поёте мотив?
Ах, вы не верите в Силы предвечные,
Что ведут и вас по судьбе.
Что ж, наступят сроки конечные —
И Они
не поверят
тебе.

***

И снова всё как всегда –
Желтый лист летит в никуда,
Остывает в реках вода,
И идут в наш край холода.
И ты так же сидишь за компом,
И в разлуке с тобою весь дом,
И собаки хотят гулять.
И мне некому слово сказать.
Но меня утешает наш кот –
Он мурлычет о том, что придет
И тот час, и тот день, и год,
Когда жизнь совершит поворот,
Когда выключишь свой монитор,
Выйдешь следом за мною во двор…
А в природе белым-бело —
Вьюгой прошлое замело.
И улыбка в твоих глазах:
«Все, что хочешь сейчас… Я – за».
А потом к нам придет весна,
Та, что люди зовут «красна».
И растает меж нами стена,
И забудется вся вина.
За весною лето грядет.
Завершится сумбурный год.
На востоке утихнет война,
И спокойно вздохнет страна.
Вот бы вирус еще ушел,
Чтобы всем было хорошо.
Но будет ли все как всегда?..
Не узнаешь о том никогда.

Коучинговые сказки для детей и взрослых

Маленький зайчишка плыл на маленьком плоту по реке. Это был первый зайчишкин год. Ему было любопытно, чем наполнен этот мир. Поэтому он и отправился в свое первое путешествие. На край плота присел филин и спросил малыша:

— Куда плывешь?

— Куда река несет. Она старше и мудрее меня. Надеюсь, вынесет, куда надо, – ответил зайчишка.

— Если не знаешь, куда плывешь, то никуда и не попадешь. Или окажешься не там, где хочешь,  – ответил мудрый филин.

«Может быть, да. А может быть, и нет, — подумал зайчишка, — Возможно, этот филин просто все усложняет».

И тут он увидел, как поперек реки, чуть загребая вверх по течению, чтобы не снесла река, плыл большой лось. Чуть покачивались над водою его огромные рога. «Зачем так напрягаться? — подумал зайчонок, — Ведь так приятно плыть по течению. Может, цель у этого лося какая есть, если так хочет к другому берегу добраться. А у меня никакой цели нет. Лежи себе, грейся на солнышке да берегом зеленым любуйся. Вот и вся цель. Главное – наслаждаться жизнью».

Но вдруг впереди показалась песчаная коса. Зайчишка не знал, что это была отмель. И со всего маху как зароется плотиком в песок! «Как же мне выбраться отсюда?» – подумал он. «Карр, каррр! – каркнула вдруг откуда ни возьмись ворона, — Карррту нужно было изучить, прежде чем в плаванье пускаться. Тогда бы не заплыл сюда. Вон смотри — медведь идет. Может, поможет тебе».

«Помогу, — сказал добрый мишка, — Только чуть-чуть уму-разуму тебя научу. Куда в путь-то собрался? Осень уж на носу. А там и до зимы недалеко. К спячке надо готовиться, берлогу рыть, листьями сухими утеплять». «Что такое зима? — спросил зайчишка. Медведь, как мог, объяснил ему. Только как-то не очень верилось зайчику, что зима наступит. Вон как солнышко ярко светит, и столько зелени вокруг. Но уже желтеющие деревья подсказывали, что Медведь мог оказаться прав. Да и отказать Мишке было неудобно – все-таки плот из песка вытянул, да еще и одной лапой. Сильный, мудрый, наверное. «Буду рыть берлогу», – решил заяц. Вырыл себе небольшую норушку. Пожил в ней немного. А тут и вправду зима пришла, завьюжила, закружила снегом. Забрался зайчишка в норку свою, сидел в ней, сидел, да и проголодался. Попробовал листья сухие жевать, которыми норка выстлана была. Только не очень понравились ему по вкусу листья.

«Пойду к мишке в гости, посмотрю, чем занимается мой мудрый друг». Заглянул в его берлогу и увидел – мирно спит его избавитель, да во сне лапу свою сосет. «Нет, я так не протяну до весны – лапу свою сосать. Наверное, то, что медведю хорошо, мне совсем не подходит».

Нашел зайчишка на берегу свой плот, очистил его лапками от снега. Да вот незадача – река-то замерзла, невозможно плыть по ней. «Потерял я время, – подумал зайчишка, — Наверное, далеко бы уже уплыл. Может, в тех местах и вовсе зимы нету. Придется по льду скакать».

И пустился заяц вдоль по реке. Только медленнее теперь у него получалось двигаться. То в сугроб попадет, то лед тонкий обходить приходится. И тут из одной полыньи карась выглянул – старый, и видать, тоже мудрый: «Да ты лучше под водой плыви, здесь никаких препятствий нету».

«Попробую, — решил зайчишка. Сунул одну лапу в реку – холодно и мокро показалось ему. И закралось в его маленькое заячье сердце сомнение – а может, и этот совет не подходит ему? Ведь не рыба он все же. Пока раздумывал зайчишка над советом старого карася, вдруг большая тень накрыла его и прижала собой ко льду. Только вверх успел посмотреть зайченок, как схватил его могучий орел и понес над рекою, над полями, над лесами, в гнездо свое, на гору далекую, на скалу высокую.

Испугался зайчишка. Вовсе не таким представлял он вначале свое путешествие. «Отпусти меня», — попросил он орла. «Ты – добыча моя, — ответил орел, — Если отпущу тебя, то голодным останусь. Да и какая нужда тебе дальше скакать? А у меня нужда есть – голоден я», — ответил орел и опустил зайчонка в гнездо.

Пуще прежнего испугался зайчишка. Но страх ему сил придал. И только орел поглядел на горы, как зайчонок перевалился из гнезда и кубарем скатился вниз со скалы. Повезло ему – на елку попал, мягкие веточки и смягчили ему падение. Так и спасся косоглазый от беды своей — не увидел орел зайчишку за еловыми ветками.

Смотрит заяц, а на ветке снегирь сидит и с любопытством его рассматривает.

— Первый раз вижу, чтобы зайцы с неба падали. Из полета? Куда путь держал? — спросил снегирь у зайца.

— Туда, где зимы нету. Где тепло всегда и много зелени.

— Улетели твои, – сказал снегирь, — Ты что ли отстал от них? На юг тебе надо. Тепло там осталось.

«Буду на юг пробираться», — решил зайчишка и заковылял по снегу, чуть подворачивая под себя ушибленную лапу.

«Закончилось твое путешествие, – вдруг услышал зайчонок скрипучий голос. И навстречу ему вышел из-за дерева серый волк. — Куда тебе с такой-то лапой до юга добраться? Даже не мечтай. Только до брюха моего и доберешься», – не спеша произнес волк, медленно приближаясь к зайчонку.

«Ну вот, — подумал зайчишка, — Не успел от орла убежать, как с волком встретился. Но кажется, я уже не так боюсь. За одного битого двух небитых дают», – вспомнилась ему поговорка. И пока он молниеносно соображал, как ему избежать беды, вдруг кусты зашуршали, послышался лай собак, и на поляну, громко заливаясь лаем, выбежал охотничий пес. «Не было бы счастья, да несчастье помогло. Вот оно, спасение», — мгновенно пронеслось в голове у зайчишки. И он, забыв о своей больной ноге, пустился наутек изо всех сил.

Отбежав достаточно далеко и порядком запыхавшись, остановился наш путешественник передохнуть. И то ли физическая нагрузка произвела свою целительную работу, то ли кровь мозг освежила, но вдруг посетила зайца мысль: «Впредь нужно раздумывать над советами, которые звери дают. Они хоть и из лучших побуждений действуют, но меня, зайца, их советы к беде привести могут», – совершенно справедливо подумал зайчишка. «Так я же Заяц! – вдруг как откровение свыше засияло в его маленькой белой головушке, — Не медведь, и не рыба. И не перелетная птица. Я – Заяц!» – наконец уразумел свою природу зайчишка.

И от радости такого прозрения, не чувствуя уже свою больную лапу, он забегал, запрыгал, закружил по снегу, оставляя на белом полотне замысловатые узоры своих следов. «Вот как я могу, и так могу, и так! — переворачиваясь в воздухе, подумал косой, — И так могу!» — делая сальто в обратном направлении, открывал для себя свои заячьи способности малыш. Так он бегал, пока не успокоился. И присел поразмыслить немного – что же ему дальше делать.

«Но что же мне теперь делать? Чем зайцы зимой занимаются? Хорошо бы старого зайца встретить, уж заяц-то мне точно скажет, как следует жить». И отправился зайчонок на поиски того, кто смог бы ему помочь…